Многолетний напарник Зинэтулы Билялетдинова в обороне «Динамо» и сборной, олимпийский чемпион Сараево и самый возрастной игрок в истории российской суперлиги последние годы работает в Японии и в Москву возвращается разве что в отпуск. По мистическому совпадению, на интервью Первухин опаздывает из-за пробок, вызванных визитом в Москву японского премьера Синдзо Абэ.
– Вернулся из Японии совсем недавно. Девять месяцев провожу там, затем приезжаю на каникулы. Вот финал Кубка Гагарина чуть-чуть зацепил.
- «Динамо» недавно отмечало 90-летие. Церемонию застали?
– А меня не приглашали. Туда только избранных зовут. А я, видимо, не из таких.
- В конце прошлого года вы привозили в Москву свою японскую команду. Детям понравилось?
– Все в восторге – понравилось, как болеют, как арены КХЛ выглядят. Когда играли в Москве детский турнир, включили гимн Японии – так пацаны обалдели, не привыкли к такому. Теперь рвутся еще раз приехать. Недавно 11-летний японский мальчик прилетал тренироваться с «Динамо». Неплохой, талантливый.
- Вы ведь уже давно работаете в Японии. Язык освоили?
– Да, девятый сезон. Мне помогает переводчик, так что изучением японского особо не занимался. Так, основные выражения вызубрил – для общения хватает.
- Семья там с вами?
– Со мной жена. Она дома сидит. В первые четыре года жили в коттедже, а, когда сменил команду, переехали в 3-комнатную квартиру.
- Правда, что в «Дизелисте» вы дебютировали в несовершеннолетнем возрасте?
– В 16 лет. В девятом классе стал зарабатывать больше родителей. Они получали 40 рублей, а я – 60. Хотя я поздно пришел в хоккей – в 12-13 лет. Хотел раньше, но стадион находился далеко от дома. Тяжело было добираться.
- Да, стремительная карьера.
– В 1976-м Борис Павлович Кулагин впервые взял меня в сборную, завел в раздевалку и стал представлять команде. «Вот, – мол, – 20-летний защитник московского «Динамо». А Александр Якушев с места как закричит Мальцеву: «Мальц, ты в 20 лет уже лучшим нападающим чемпионата мира был. А тут старика какого-то привели».
- Теплый прием.
– Что интересно, Мальцев действительно в 1970 году был признан лучшим нападающим чемпионата мира в Стокгольме, а я в то время разве что по тротуару в Пензе бегал да прохожих обводил – и своих, и чужих.
- А как в «Динамо» оказались?
– Мой «Дизелист» принимал московский «Локомотив» – там еще великий Виктор Якушев играл, победитель Олимпиады в Инсбруке. С «Локомотивом» приехал Владимир Юрзинов – специально, чтобы завербовать меня. Пошел домой к матери. Снега тогда много было, а он в полуботинках – пока добрался, замерз жутко. Мама отогрела его чайком. Переговорили.
- А с вами-то общался?
– Юрзинов подошел ко мне уже после игры – вместе с Виталием Давыдовым. Они всегда тогда парой ездили, приглашали в «Динамо» новых хоккеистов. Всех пленяли своей настойчивостью. А меня много кто звал – сначала «Химик», потом все московские команды. Но мама сказала: «Видишь, Юрзинов сам приехал. Нашел дом, добрался через сугробы. Поэтому надо в «Динамо» идти». Я и пошел.
- Как осваивались в Москве?
– Сначала тяжело пришлось – целый год прожил на базе в Новогорске. Но после дебютного сезона я попал в сборную на чемпионат мира в Вене и после него мне выдали квартиру на «Войковской». На том чемпионате мира, кстати, впервые за много лет сыграли канадцы. Мы их два раза разгромили (11:1 и 8:1), а они отвечали грубостью – Бабинова с разбитой головой со льда уносили, сознание терял.
- Как вас встретили в «Динамо»?
– Так вышло, что я задержался с прибытием в Москву. У меня отец умер в августе, и я приехал в «Динамо» только 10-го числа. Команда в тот момент уже уехала на Кубок Берлина в ГДР. Мне оформили загранпаспорт с визой и я успел в Германию на первую игру. Встречались со шведами. Выиграли 9:3, я даже забил, но в той же игре получил сотрясение. Сам виноват – много водился, ну мне и врезали. Так вот в первом же матче команда заступилась за меня. Встали на дыбы, устроили драку. Особенно активничали Миша Титов, Толя Белоножкин, Валера Назаров и Игорь Самочернов. Так и приняли в «Динамо».
- Это была ваша первая зарубежная поездка?
– Я же 3-кратный чемпион мира среди молодежи, так что мир к двадцати годам успел посмотреть. Ощущения от тех поездок, конечно, получал несравненные. Тогда даже Виннипег и Турку другой планетой казались. Помню, везли родным шмотки: ботиночки, свитера какие-то. Тренировали тогда молодежную сборную Юрий Морозов и Игорь Тузик. Состав в молодежке тогда приличный собрался – в воротах Мышкин, в защите Билялетдинов и Канарейкин, в 1976-м Фетисов появился. В атаке – Дроздецкий, Брагин, Шепелев.
- С кем сдружились в «Динамо»?
– С Петром Природиным и Александром Голиковым, тоже пензенцем. Мы с ним номер в Новогорске делили. Его младший брат Владимир к нам годом позже перешел. Лидерами в раздевалке у нас были Юра Репс, Миша Титов и вратарь Владимир Полупанов. Валерий Васильев, мой первый напарник в обороне «Динамо», брал игру на себя, чтоб не подвести меня, молодого. Оберегал. Нас в сборной два года вместе селили. Говорят, на чемпионате мира в Праге Васильев даже инфаркт перенес на льду и никому про это не сказал – но об этом лучше у врачей спрашивать.
- На пражский чемпионат сборную впервые повез Виктор Тихонов. Как переносили его нагрузки?
– Тяжело. Самое нелюбимое упраженение – 12 раз по 400 метров. Короткие отрезки метров по 100 я еще легко воспринимал, но 12 по 400... И спина ныла, и ноги – они у всех тогда тяжеленные были, вот такие здоровые. Тихонов был жестким, иногда жестоким, но этого требовала атмосфера того времени. Таким же жестким был и Юрзинов – в сборной они были как Тарасов с Чернышевым в шестидесятых.
- Когда сами стали тренером, хоккеистов щадили?
– Такие страшные отрезки бегать, конечно, не заставлял. Когда работал в «Молоте» и «Металлурге» из Лиепаи, мое достоинство заключалось в том, что у меня никто не жаловался на спину, никто травм на тренировках не получал, никого на скорой помощи не увозили.
- Как нашу сборную встречали в Праге в 78-м?
– С трибун кричали разные оскорбления, но на улице все было спокойно, относились к нам нормально. За два тура до конца чемпионата чехословаки опережали нас и по личной встрече и по разнице шайб, но мы забросили шведам семь и в последнем матче выиграли 3:1 у хозяев. Стали чемпионами впервые за три года. После того турнира Голечек с Махачем завершили карьеру.
Первухин, Билялетдинов и Третьяк в матче со сборной Канады на чемпионате мира-79 в Москве
- В следующем году вы стали чемпионом уже в Москве. Говорят, что тот чемпионат специально передвинули на вторую половину апреля, чтобы дать советским людям радостно отметить Первомай.
– В 79-м нас как раз объединили с Билялетдиновым. Юрзинов прочувствовал, что мы ровесники, делить нам нечего и мы сможем дополнять друг друга. После награждения сборной поехали с Билялетдиновым ко мне на «Войковскую». Сначала у меня посидели, потом у него. Мы же оба неженаты еще были. Сейчас с Зинэтулой только по телефону общаемся. Ну, и вот еще на тренировке сборной повстречались.
- В 81-м вы завоевали золото в Стокгольме и Дон Черри отрецензировал ту команду так: «Это лучшая русская команда, которую я когда-либо видел. Они сильнее, чем прежде, потому что моложе. Они играют с таким воодушевлением, какое бывает у хоккеистов в финале Кубка Стэнли!» А в следующем году, в Хельсинки первый и последний раз на чемпионате мира сыграл Уэйн Гретцки.
– Да он ничем особенным не запомнился. Обычный игрок. Мы у Канады тогда выиграли оба раза и стали чемпионами.
- Когда побеждать на чемпионатах мира стало сложнее?
– В середине восьмидесятых поменяли систему, чтобы скинуть сборную СССР с первого места. Сначала восемь команд играли в один круг, а затем первые четыре начинали с нуля. Обиднее всего было, в 1987-м в Вене. Мы не проиграли на турнире ни одной игры, но стали вторыми из-за того, что на втором этапе забросили меньше шведов.
- На Олимпиаде в Лэйк-Плэсиде сборная жила в здании бывшей тюрьмы. Как там себя чувствовали?
– Тюрьма как раз была новой – ее сдавали в эксплуатацию после Олимпиады, а нас заселили вроде как обновить, обжить. Помню там были двери железные – гремели и днем и ночью. Комнатушки маленькие – кровати как в поезде. Две полки. Лежишь на верхней и вместо того, чтоб заснуть, думаешь, как бы не шандарахнуться. Внизу-то Валерий Васильев спал.
- И так вся сборная или только хоккейная?
– Вся. Еще запомнилось, что вокруг этой тюрьмы дежурили люди с автоматами. Единственное развлечение было, когда вывозили на горнолыжный склон, – да и то сомнительное. Объявляют что-то, горнолыжник вжих и пролетел мимо тебя: кто, чего – не разберешь. После поражения от американцев разгромили шведов, но на родине, конечно, и в газетах критиковали, и наверх вызывали. Зато в Сараево исправились.
- Через полтора года после Лэйк-Плэсида и несколько недель после гибели Валерия Харламова вы завоевали Кубок Канады.
– В финале грохнули канадцев с Лефлером, Дионном и Гретцки 8:1. Нам вручили приз, но в раздевалку зашел один из руководителей НХЛ Алан Иглсон и потребовал его вернуть. Объяснял, что кубок переходной, сфотографировались для истории – и назад. А мы-то ничего не знали. Возмутились, конечно: «Не отдадим!». Валентин Лукич Сыч командовал: «Ребята, плотнее! Окружайте кубок» Думали: ух, капиталисты проклятые, совсем обнаглели. Но пришлось отдать.
- Расстроились?
– Да нет. Поняли наконец, в чем дело. Все равно радовались победе. Посреди всего этого праздника в раздевалку зашел Анатолий Тарасов, он приехал тогда в Канаду в составе нашей делегации. Все кричат: «Ура! Ура!». А Тарасов заходит на своих костылях, которые он клюшками называл, и обращается к Тихонову: «Витя, дай напиться». А у нас в ящиках стояли «спрайт», «кола», «фанта». Виктор Васильевич ему: «Пожалуйста, Анатолий Владимирович, что будете?». Тарасов: «Да не мне. Ребятам дай напиться!».
- Дал?
– Пивка выпили немного. Говорят, Тихонов с Тарасовым друг друга не любили, но та победа и их сплотила. В тот вечер никакой напряженности между ними не ощущалось.
- Вас в ходе того турнира приглашали в НХЛ?
– Ко всем подходили. Отказывались все и вполне искренне – здесь мы тоже жили нормально. После побед чувствовали себя героями.
- Чем выделялся Юрзинов на старте своей тренерской карьеры?
– Когда готовились к сезону, Юрзинов всегда вел нас на прогулки. Узнавал, чем занимались в отпуске. В свободное время водил команду в театр, на концерты. Жаль, что его сняли в 80-м. Создавали, создавали команду и вдруг раз – и шарахнулись в другую сторону. Хорошо, что Давыдов принял команду. Смена тренера не такой резкой вышла.
Виктор Тихонов и Владимир Юрзинов
- Чемпионом страны вы так и не стали, а когда были ближе всего к ЦСКА?
– В 77-м и в 85-м – когда Юрий Моисеев пришел. Он перевел тренировочный процесс в более игровое русло. Как психолог тоже отличался. Собрания у него могли длиться минуту. За это время успевал сказать все что нужно: «Нечего разговоры разводить, играть пошли. Вперед!» А у Тихонова порой по часу сидели. Но никто не спал, Виктор Васильевич тоже по-своему интересно настраивал.
- Самая неприятная история, в которой оказались, выступая за «Динамо»?
– В Киеве у меня был знакомый – любитель хоккея. Билеты тогда тяжело доставались – ну он и выпросил у меня мой пропуск участника. «После хоккея отдам», – говорит. А у нас поезд отправлялся через полчаса после матча. В 9 закончили, помылись, оделись и несемся к 9-30 на вокзал. Так и не забрал я свой билет – а на нем имя мое было. Тот парень потом напился в ресторане, повздорил с какой-то девушкой. Ездили затем со Стеблиным в Киев разбираться. На освидетельствовании девушка посмотрела на меня: «Нет, не он». Он ее стукнул, оказывается.
- Вы уехали в Японию ровно за год до того, как «Динамо» наконец стало чемпионом. Были ли другие предложения?
– Звали в Швецию, но Юрзинов, вернувшийся из Риги, сказал: «Япония – интересная страна. Если я тебя не отпущу, всю жизнь меня будешь проклинать».
- Хорошо в «Одзи Сейси» платили?
– Условия были примерно те же, что и в Швеции.
- А по сравнению с «Динамо»?
– Да платили-то много, но не мне. Меня ведь отправлял Спорткомитет. Заключил контракт на 50 тысяч долларов, а сам получал только две. Остальное шло в Спорткомитет. В Японии поначалу непросто было: возникло даже желание все бросить и вернуться. Все по-другому, начиная от дорожного движения. Это сейчас там уровень хоккея немного подтягивается, а тогда совсем слабый был.
- Как там время проводили?
– Там много наших собралось: Балдерис, Старшинов, Шадрин, Гимаев. Сдружились с чехом Франтишеком Поспишилом, ходили в гости друг к другу. На сборах там не сидели, так что свободного времени хватало. В отпуске ездили в горы кататься на лыжах. Одна беда – поскольку русские там всех обыгрывали, в японской лиге ввели запрет на иностранцев и мне пришлось работать тренером. Играл только в международных и товарищеских матчах. Поддерживал форму, а тренировал по принципу «делай, как я».
- Чем удивляли японские хоккеисты?
– Они ничего не спрашивали в спокойной ситуации. А как только какая-то запарка, напряг, начинали суетиться: «Туда мне надо или не туда?» Отвечал: «Ты же всегда все правильно делал. Чего спрашиваешь?»
- В середине девяностых вы неожиданно возобновили карьеру в «Крыльях». Как так вышло?
– Закончился контракт с японским клубом. Игорь Дмитриев перед сбором в Швейцарии сказал: «Захвати форму». Начал потихоньку тренироваться и заиграл в паре с Кожевниковым. Вернулся на лед без проблем. Что заложено в детстве, никуда не денется. Достаточно двух-трех игр и ты готов.
- Как изменился российский хоккей за время вашего отсутствия?
– Игра защитников стала другой. Все вдруг захотели забивать. Обороняться никто не хотел. Самое главное забросить шайбу – вот это бросилось в глаза. К тому же в ответственные моменты защитники стали пулять шайбу на проброс, по борту, в стекло.
- Зарплату задерживали часто?
– Финансовая ситуация в «Крыльях» была сложная, но там были даже не задержки, а сама зарплата – 100 долларов. Ее что задерживай, что не задерживай... Поехал в «Северсталь». В Череповце поселили в каком-то общежитии. Скрип дверей, туалет напротив, кто-то постоянно топает мимо. Потом дали квартиру – полегче стало.
- Как к вам отнеслись Ахметов, Бардин и Гулявцев, когда вы появились в «Молоте» в 41 год?
– Как они мне потом говорили, в раздевалке шушукались: «Кто это такой? Какого-то старика привели». Потом ничего, нормально, привыкли. Однажды мы обыграли «Динамо» с тренером Билялетдиновым 4:3. Я в 43 года играл против 20-летнего Афиногенова. После игры накрыли стол, посидели с Билялетдиновым и руководством. На тренерскую работу меня сначала никто не звал. Решил: почему бы не побегать, если ноги бегают. Интересно.
- Добегались до того, что стали рекордсменом, забросив шайбу в 43 года. Запомнили тот матч?
– Летопись-то журналисты пишут, а я и не думал ни о каких рекордах. В Уфе играли с «Салаватом», обыграли их и прошли в следующую стадию плей-офф. После тренировать начал. Но из-за того, что хорошо сыграли сезон, всю команду растащили. С финансированием в Перми было нормально, но пошла гонка вооружений. Стали предлагать игрокам все больше и больше и перетаскивать их из команды в команду.
- Как вам удалось в 2000 году затащить в Пермь двух канадцев – Кори Мэрфи и Стивена Уилсона?
– У нас был селекционер Валерий Евстифеев. Он их и присмотрел. Они у нас были скорее для экзотики – все-таки первые канадцы в российском чемпионате. Исполнительные, дисциплинированные. Снимали им квартиру – одну на двоих – в центре города. На «рафике» доставляли их на тренировки. Не могу сказать, что с их приездом у нас выросла посещаемость, потому что у нас и так чаще всего набивался полный стадион. Мы тогда собирали чуть ли не самое большое количество зрителей в суперлиге.
- Чем запомнилась работа в Латвии с «Металлургом»?
– Выиграли Восточно-европейскую лигу. С тех пор никто из латвийских команд в ней не побеждал. Сейчас трое из той моей команды играют в КХЛ. У меня в «Металлурге» были одни латыши – правда, почти все с русскими фамилиями. Лиепая – уютный, курортный город, тем не менее и там у нас часто случались аншлаги. И что важно – никакой ненависти к русским я не чувствовал. Можно было свободно общаться на родном языке.
- Почему же уехали?
– Мне назначили помощника – Сергея Викулова, бывшего защитника. Я знал его по рижскому «Динамо» и новокузнецкому «Металлургу». Но так получилось, что он что-то нашептал руководству и главным сделали его. Сейчас Викулов живет в Германии, работает водителем автобуса.
- А вы вернулись в Японию.
– Возвращался неохотно. Но других предложений не поступало, а сам напрашиваться я не умею. Потом, правда, позвонил Александр Иванович Медведев и позвал в свою команду «Газпромэкспорт», но я уже дал слово японцам.
- К чему пришлось заново привыкать после возвращения в Японию?
– К приветствию. В Японии же не руки жмут, а кланяются.
Фото: РИА Новости/Дмитрий Донской/Сергей Гунеев/Фред Гринберг
Для добавления комментария авторизуйтесь на сайте