Как аварию Харламова перенесли на 4 года назад. Часть 4

Бобруйск под видом Монреаля, стоимость съёмок и как политика лезет в кино – в окончании интервью нашего обозревателя с Михаилом Местецким.

— Я хотел об этом спросить. И поинтересоваться вашим мнением о постыдной, по-моему, виртуальной драке разных сценарных групп. Драке за право освоить государственные деньги, которые явно будут выделены на этот проект с царской щедростью... 
— …И подлизнуть нужные зады. Это очень печально. А особенно грустно то, что "Легенда № 17" способна всерьёз… навредить нашей киноиндустрии. Парадоксальным образом. Она должна была здорово помочь, а может случиться противоположный эффект. Из-за того, что наше государство вдруг почувствовало: кино может быть одновременно патриотическим и кассовым. 
Раньше оно достаточно аккуратно вмешивалось в кинопроцесс с конкретными "заказами", потому что было очевидно: патриотическое кино ничего не соберёт. Фильмы делались на заказ и проваливались. И тут – "Легенда № 17"! Патриотическое кино? Да. И сейчас им показалось: раз "Легенда…" имела такой успех, мы закажем такое же, и будет такой же эффект. Соответственно, нужно перекинуть финансовые потоки с Фонда кино и его сложной системы на проекты, которые они сами определяют. 
"Легенду № 17" никто не заказывал. Студия "Тритэ" сама решила делать такой проект. А сейчас возникает иллюзия, что подобное кино можно заказать. Из этого точно ничего хорошего не получится. Потому что такие фильмы рождаются только из мощнейших амбиций. Амбиций людей, которые хотят сделать своё кино – о том, что их действительно волнует. Для большой аудитории, а не для того, чтобы угодить заказчику. Ведь если ты заказываешь кино, то должен быть готов к тому, что делаться оно будет, чтобы лишь формально освоить выделенный бюджет. 
По сути, под все эти тезисы о политических интересах государства начинаются разговоры о необходимости введения госзаказа в кино, то есть фактически цензуры. По крайней мере, по отношению к проектам, имеющим господдержку. Именно сейчас идёт такая буза, и везде, к сожалению, приплетают "Легенду № 17".

— Вдова Яшина Валентина Тимофеевна отреагировала на известие о кино про мужа в эфире телеканала "Дождь" так: "Помру – тогда можете художественный фильм делать… Видела про Боброва фильм – отвратный". 
— Я её понимаю. Поэтому в нашем случае и с родственниками, и с игроками сборной долго велась тонкая дипломатическая работа – чтобы они поняли и приняли нашу идею. Ведь в принципе могут прийти любые люди и начать в фильме песочить память мужа, брата, партнёра…

— Валентина Тимофеевна как раз и говорила про фильм о Боброве: "Там эта Санина танцует на столе. Ещё не хватало, чтобы меня там голую сделали, чтобы я танцевала", добавив, что будет слишком много вымысла о личной жизни. 
— История жизни Яшина была достаточно драматичной, наверное, там можно снять действительно хорошее кино. Просто боюсь, что под эту дудочку госзаказа, под то, что сам президент сказал, будет поставлена задача сделать так, чтобы с идеологической точки зрения было не подкопаться.
Условно говоря, вот мы писали главного антагониста Тарасова – Балашова. Так вот, уверен: если бы у нас был заказ от Путина, такой образ просто бы не прошёл. Был бы прилизанный Харламов, который немного пободался с Тарасовым, а потом всё стало прекрасно. Борьба хорошего с лучшим. Большая беда заключается в том, что если дальше всё пойдёт таким путём, сильно разочаруются зрители. А у людей и так вырабатывается в головах мысль, что на русское кино не надо ходить. 

— К вам-то по поводу фильма о Яшине не обращались? И у вас самого не было соблазна подать свою заявку?
— Не обращались. И не было. На самом деле мне сейчас регулярно звонят с какими-то 

предложениями, но я даже не выслушиваю, объясняя, что ужасно занят. 

— Так и потерять много заманчивых предложений можно.
— Да, сливки с успеха "Легенды № 17" не сниму (усмехается). Тот проект, над которым сейчас работаю, — это следствие победы на прошлогоднем "Кинотавре" в коротком метре. И это будет авторское кино, которым я сейчас целиком и полностью увлечён. 
Что же касается Яшина и других заказанных государством историй… Думаю, и студия "Тритэ" не возьмётся за это дело. А такой проект способны сделать только очень крутые продюсеры, которых в России наперечёт. Фонд кино выдаёт дотации 12 студиям. В них и работают люди, которые в нашей стране умеют делать большое кино. Случайных персонажей там нет, как нет и тех, кто живёт просто на распиливании больших государственных денег. 
Какой у них интерес? Они – игроки. А ещё – амбициозные люди и в определённом смысле художники. Продюсеры ведь – тоже творцы, им интересно какую-то свою идею довести до конца, выстрелить и собрать гигантскую кассу, чтобы вся страна смотрела. А когда им будут напрямую указывать, что снимать, и зажимать их собственные проекты, они просто уйдут на Запад. Это же люди международного масштаба – Бекмамбетов, Роднянский, — они умеют делать фильмы за рубежом.

— Что ещё в связи с "Легендой № 17" вас беспокоит?
— Болезненной темой для меня является и то, какой образ этого фильма постепенно создаётся, какую роль ему отводят в идеологической жизни нашего государства. Для нас был один очень большой и серьёзный вопрос – может быть, даже самый серьёзный, который мы решали, в том числе с этической точки зрения. 

— Какой?
— К Советскому Союзу, к брежневскому застою, в целом к системе мы относимся очень плохо. Это наша общая позиция с ещё одним сценаристом Николаем Куликовым и режиссёром Николаем Лебедевым. Никакой романтизации этих времён мы не хотели. С другой стороны, прекрасно понимаю, что если мы просто списываем эти времена в помойную яму, то списываем туда и своих отцов. Мой отец работал в оборонном НИИ и был абсолютно системным человеком. Но и он, и его друзья — прекраснейшие люди, и в те времена им удавалось жить большой, насыщенной жизнью. По-своему прекрасной. 
И живя тогда, они делали те же моральные выборы, которые мы делаем и сейчас. В этом смысле не сказать, что что-то сильно поменялось. И когда мы решили сделать светлый, достаточно жизнеутверждающий фильм о людях тех времен, в этом в последнюю очередь была идея как-либо романтизировать Советский Союз. Просто так получается, что ты видишь в кино живых, настоящих и сильных людей – и это сразу создаёт тем временам хорошую рекламу. Этакий невольный пиар СССР. Почему этот вопрос для меня болезненный? Потому что, когда я вижу в абсолютно мракобесных СМИ хвалебные статьи в адрес "Легенды № 17" — чуть-чуть нервничаю. 

— Например?
— Самая безумная и одиозная интерпретация, которая меня просто повергла в шок, — что это первый фильм, где превозносится сталинская система (в лице Тарасова), и ей противопоставляется Балашов как олицетворение всех либеральных сил, хрущёвской оттепели и брежневской слабины. И тем паче, ельцинских времен, поскольку он защищает права игроков. Видел не один такой отзыв. И даже читал полемику в каком-то киноведческом журнале, 

Кадр из фильма "Легенда № 17". Тарасов и Харламов

где один из посылов заключался в том, что фильм плох, поскольку эта интерпретация верна. Для меня же она совершенно ужасна, поскольку на самом деле мы хотели показать всю сложность и неоднозначность политического положения игроков и вообще людей в то время. И, мне кажется, соблюли некий баланс.
Да, конечно, те хоккеисты были патриотами – хотя бы потому, что они находились в состоянии постоянного противоборства с иностранцами. То есть патриотизм для них – вещь совсем не абстрактная. Кроме того, они, конечно, были людьми системными. Многие – военными, а Тарасов – так тот просто пел "Интернационал" перед важными матчами. При этом они же, как куча советских людей, находились в состоянии скрытого диссидентства, этакой внутренней эмиграции. И эпизод с Брежневым в этом смысле абсолютно показателен. То есть Тарасов, конечно, системный человек, но… И вот эту двоякость мы хотели показать. 
Очень жаль, что много людей проигнорировало то, что у нас главный антагонизм — между Тарасовым и Балашовым, человеком от системы. С другой стороны, как раз то, что у нас есть фигура Балашова, позволило значительной части интеллигенции этот фильм принять. Потому что если бы это было простое патриотическое кино, то отношение было бы совершенно иным. 

— Коль скоро вы сами заговорили об идеологической составляющей, вас не смущает, что "Легенда № 17" сейчас водружена на вершину знамени патриотической пропаганды России?
— Чудовищно смущает. Тем более что мои взгляды находятся на диаметрально противоположной стороне политического спектра. С одной стороны, мы в фильме говорим о каких-то базовых этических нормах – для детей, например. Не вижу ничего плохого, что речь идёт о том, чтобы этот фильм показывали в школах. Не предавайте учителей, не творите подлостей, не пишите доносов – какие-то основные ценности там выводятся правильные. 
С другой стороны, ужас в том, что вытягивают из этого фильма и что будут под его эгидой втюхивать. Боюсь главного – что для многих мораль этого фильма станет такой: мы один раз этим пиндосам уже вломили, и будем это делать ещё и ещё, уже по-серьёзному. Именно такую мораль выводит из "Легенды…" огромное количество всяких идиотов. Боюсь, в патриотическом угаре этот антиамериканизм может всё затмить. 

— Каков ваш вывод: делать фильмы о спорте – сложнее или легче, чем на другие темы? 
— Как-то мы с Колей Лебедевым обсуждали одну из первых статей о фильме. Там утверждалось, что кино про спорт снимать проще простого. Но почему тогда безоговорочных шедевров на эту тему просто нет и Лебедеву, когда он присоединился к проекту, элементарно нечем было вдохновляться? Кстати, то же "Чудо", если честно, 

Тарасов и Харламовы

не произвело на нас такого впечатления, как на Верещагина. Симпатичный фильм, но не более.

— И так и не ставший особо кассовым.
— Знаю, что все американские школьники "Чудо" видели – а это уже достаточно большая аудитория. Но, в любом случае, снимать фильмы о спорте крайне сложно. Это только кажется, что если нам интересно смотреть футбол или хоккей по телевизору, то тот же процесс нас автоматически захватит и в кино. Видимо, спорт в чистом виде обладает какой-то другой магией, и разочарование от несовпадения этих чувств бывает очень сильным. Снять такой спортивный фильм, чтобы его смотрела вся страна, сложнее, чем об очень многом другом! 
Мы вспоминали великие боксерские драмы вроде "Рокки", но бокс, стереотип мордобоя – это чуть другое. У нас же ориентира как такового не было. Помню, режиссёр сказал, что отталкиваться от кино второго эшелона нельзя, поскольку тогда мы просто не сделаем крутой фильм. Так что чудо – ещё и в том, что это была не просто рискованная дорога, но по большому счёту и непроторённая. Условно говоря, в Голливуде с триумфом прошёл "Титаник" — и ты, снимая кино о гибели нашего "Челюскина", понимаешь, на что ориентироваться и что точно посмотрят. А с хоккеем была ставка на цифру, которая не выпадала никогда. И то, что она сработала, — невероятно. 

— Хочется в будущем ещё написать сценарий о спорте? Или даже снять фильм самому?
— Самому – думаю, нет. А вот написать, наверное, можно. Отношения ученика и учителя, игрока и тренера – это мощнейший драматургический движок фильма. Стержень, на который можно нанизать систему локальных конфликтов. Это очень благодатный, архетипический сюжет, воплощений которого можно найти гигантское число. 
Но вот, допустим, я много читал про Стрельцова. С точки зрения кино — мне нравится. В то же время понимаю, что это серьёзная, тяжёлая драма, в которой того, что я ищу сейчас в кино и что есть в "Легенде…", нет. Боюсь, запроса на такие фильмы – где, в частности, есть противостояние с абсолютно безумной, чокнутой системой — в ближайшее время не будет. Причём даже не с политического олимпа, а у нашего зрителя. И я его на самом деле не осуждаю. Он хочет увидеть какую-то мотивирующую историю, с мощными драмами, – но которая ведёт к позитивному итогу. А история XX века у нас набита безнадёжными, мрачными историями о том, как классных людей давят и закапывают…

Михаил Местецкий