Виктор Шувалов: Едва не пришлось отчитываться за разгром перед Сталиным
Олимпийский чемпион 1956 года, чемпион мира-1954, член ХК "Легенды хоккея СССР" Виктор Шувалов во второй части интервью AllHockey.ru рассказал, как он собирал танки во время войны, сидел за одним столом с Вячеславом Тихоновым и Нонной Мордюковой, едва не поговорил по телефону с Иосифом Сталиным, сдавал деньги на передачу его сыну Василию и спасался от антикоммунистической агитации в ФРГ.
Первая часть интервью с Виктором Шуваловым.
О школьном "мерседесе", сборке танков и ранении Сологубова
- Вы родились в Мордовии, но жили там недолго…
- Мне около двух лет было, когда мы уехали на Урал. Как говорил отец, в поисках лучшей доли. Сначала жили под Челябинском, километрах в 15-ти. Большой семьей: три брата, включая моего отца, и их сестра с мужем. Товарищество организовали и сельским хозяйством занимались. Все рослые, здоровые – дома построили, выращивали всё, разводили. Рядом была деревня, так отец всё смеялся: "Эта деревня меньше нас четверых налоги зерном платит".
Школа от нас была километрах в пяти, и детей туда на "Мерседесе" возили. Знаешь, какой "Мерседес" был? Сено на сани бросят, а дети вповалку лежат. Но это в начальную школу. В среднюю пришлось возить за 15 километров, а на Урале морозы, куда нас потащишь? А учить-то надо. В итоге продали все хозяйство, да и переехали в город.
- А сами какое образование получили?
- Перед войной девять классов закончил, в десятый должен был идти. А как война началась, стало не до образования. Карточная система, 400 граммов хлеба. Пошёл на Челябинский тракторный и всю войну там токарем работал, сначала "карусельщиком", потом – "универсалом. На фронт не послали – завод броню дал. Мы же тяжелые танки выпускали.
Мы тогда трудились по 12 часов. Заступаешь с вечера на работу, до двух часов дня работаешь, а на следующий день – в утреннюю смену. Тяжело было. Особенно когда солнце начинало пригревать. Невозможно – глаза закрываются, хоть спички подставляй. Только сел – и сразу засыпаешь.
- Фронтовик Николай Сологубов часто рассказывал о войне?
- Не то чтобы. Рассказывал, что под Ленинградом, на пятачке в Ораниенбауме, в тяжёлую ситуацию попал. Наши войска все подвозили, чтобы Ленинград не сдавать, а немцы пушки поставили и обстреливали. Народу погибло – уйма.
А Сологубов был в разведвзводе, за "языками" лазал. Во время одной такой вылазки кто-то рядом наступил на мину, а ему стопу раздробило осколками. Его эвакуировали, хирурги говорят: "Ампутировать надо, гангрена". Он в ответ: "Не дам! Пусть умру, но всё равно не дам". Вылечили. Правда, сустав у него плохо сгибался.
Но он в принципе был физически одарен: сплошные мышцы, сухой, поджарый. Когда тренировались на Песчаной, он разбегался и в прыжке ногой перекладину доставал. Никто из ребят не мог повторить. Вполне мог бы в прыжках в высоту выступать. Он и в футбол здорово играл, за сборную Москвы играл за юношей, ещё до войны
- Как вы пришли в хоккей?
- Я воспитанник челябинского "Трактора". Детство провёл в железнодорожном посёлке, прямо у путей. Посёлок кончался – начинался сибирский тракт. Рядом был дровяной склад: уголь, дрова продавали. Дома там только так и отапливались. А неподалёку – пустырь. Утром встаёшь, мать заставит воды натаскать, а потом что делать? Собирались с ребятами, сшивали мячи (с ними плохо было) и гоняли босиком. Улица на улицу играли.
Солнце начинает пригревать, жарища невозможная – шли купаться. Так там тоже соревнования: кто быстрее переплывёт, кто глубже нырнёт.
Потом играл на заводе. У нас хорошая хоккейная команда была, после войны мы на первенство города играли и всем другим пять мячей форы давали. А потом разнарядка пришла – переходить на "шайбу".
- И тут вы себя проявили…
- Ну да. Мы же коньками хорошо владели и играли на высоком уровне и в хоккей, и в футбол. Один сезон заканчивается, другой начинается. И так – круглый год. Причём в хоккей играли двумя пятёрками, минимум по 30 минут на льду.
И жили почти всё время на сборах. У команды ВВС в Тушино был финский домик, его два солдата охраняли. Рядом Василий Сталин хоккейную коробку сделал – и мы играли. Заливали лёд один раз – перед игрой, а так, если много льда нарезали – рабочие просто движками проходились, и всё. Не то, что сейчас, когда даже перед буллитами лёд шлифуют.
О падении Танкового Короля, судьбе Василия Сталина и звонке вождю
- Почему перешли в ВВС?
- Когда война закончилась, директор нашего завода Зальцман, Герой Соцтруда (американцы называли его Танковый Король) поддерживал и футбольную, и хоккейную команду. Большой любитель спорта.
Мы в первый год в классе "Б" играли прямо посреди посёлка, хоккейную коробку поставили, а зрители стояли прямо на снегу, ничего больше не было. А когда выиграли пульку в Перми и перешли в класс А, Зальцман нам сделал трибуны. Плотно нами занимался, почти на все игры приезжал. Как нам забьют, болельщики в первую очередь на него смотрят – как реагирует.
А потом он в опалу попал. Завод большой, он – директор, денег у него было огромное количество. С обкомовскими работниками он не считался. Думал – они только власть имеют, а денег-то нет. Так ему вменили превышение полномочий, исключили из партии и отправили, кажется, в Муром, на маленький завод. К счастью, не посадили – нарушения были незначительные.
Командой после этого заниматься перестали, она на самотёк пошла. Будет она существовать, не будет – никто не знал. Как-то играли мы с кем-то в футбол, а из Москвы приехал арбитр Руднев, который ещё какое-то отношение к ВВС имел, вроде инструктором работал. Он меня и уговорил.
- Там познакомились с Василием Сталиным…
- Василий Иосифович почти на все игры приходил. В футбол играли на московском "Динамо", в хоккей – под Восточной трибуной. Сейчас кино идёт про него – там он вызывающе себя ведёт. Не знаю, как к другим, но к спортсменам он хорошо относился. Приходит – здоровается, спрашивает, что нужно, как настрой.
- После поражений был таким же благожелательным?
- Помню, мы играли в Донбассе и уступили, как раз перед Первомаем. Обратно мы летели на "Дугласе", добрались до Тулы, мы вышли, сирени нарвали, она цвела тогда. Лётчики говорят: "Сейчас заправимся и полетим дальше, а вы погуляйте".
Дошли до павильона, смотрим – они развернулись и улетели. Мы сразу на вокзал. Но праздники ведь: все билеты проданы, все в Москву едут. Пришлось на попутках добираться 180 километров. Оказалось, это Василий Сталин приказал нас высадить. Наказал за поражение.
А в 1951-м играли в финале Кубка с "Крыльями". В случае победы нам обещали банкет в Барвихе и телевизор "КВН" каждому. Мы 2:0 выигрывали, но в итоге 3:4 проиграли. И тоже нас прокатили – ни банкета, ни телевизоров.
- Следили за его судьбой после 1953 года? Его ведь посадили…
- Знаю, знаю. Когда он во владимирской тюрьме сидел, велосипедистка Маша Максимова приходила к нам, собирала деньги для передачи. Я тоже сдал свои сто рублей.
- Вот ведь как жизнь распорядилась. Рухнуть с такой высоты…
- Он в последние годы тоже много закладывал. Саша Виноградов рассказывал, что после освобождения ему дали квартиру на Фрунзенской, пенсию хорошую. Он отмечал какую-то дату и пригласил многих бывших знакомых – военных, спортсменов. В какой-то момент Василий Иосифович прилично набрался и начал на этих генералов: "Ах вы, такие-растакие. Когда я был начальником Московского военного округа, я вас поддерживал, а вы меня бросили". Стал кидаться на них.
- Не выдержала психика такого перепада.
- Ещё бы. В 40 лет умер, о чём разговор. Он сам говорил: "Пока отец жив – я буду в порядке, а как его не станет – меня сгноят". Он же со многими высшими чинами обращался, знаете как… Юрка Родионов, кажется, рассказывал. Звонит Василию Иосифовичу командующий вооружёнными силами. А он адьютанту говорит: "Пошли его на... Скажи, что нету меня". Пьяный был, не хотел разговаривать. Со многими он не считался, и всё это ему аукнулось. Как власть у него закончилась, эти многие на нём отыгрались.
- Его отца удалось увидеть вживую?
- Не удалось. Но мог поговорить по телефону. Играли мы в футбол с ЦСКА, а Василий Иосифович приехал на матч хорошо поддавший. Говорит Боброву, играющему тренеру: "Лучшая защита – это нападение. Атакуйте!". А куда атаковать? Против нас – команда лейтенантов, на голову выше нас по уровню. Мы отбиться не можем, а он возмущается, чего мы не атакуем. Естественно, проиграли – 0:5.
Выходим из раздевалки, нам адъютант говорит – собирайтесь, Василий Иосифович к себе приглашает, в особняк на Кропоткинской набережной. По-военному так приглашает, без права отказаться.
Встречает нас в майке, в трусах. "Отец, – говорит, – на Юге отдыхает, с министром обороны. И министр его подначил, мол, мы твоих "лётчиков" обыграли 5:0. Сейчас будете отчитываться перед отцом, почему проиграли. У меня самого желания никакого".
Соединяют. Мы трясёмся. Как со Сталиным разговаривать?! Костю Крижевского толкаем – ты будешь разговаривать, ты капитан. "Да вы что! С ума сошли?". К счастью, оказалось, что Сталин уже лёг спать к тому времени, не стали его тревожить. Пронесло.
- Вашей семьи репрессии не коснулись?
- В общем-то, нет. Разве что моего деда, Тимофея Николаевича, немного. У него было четыре сына и две дочери. Ребята работящие, хозяйство хорошо вели, имущества много было – несколько лошадей, коровы, тарантас. Ну, как в то время принято было – стали понемногу притеснять. Во многом из-за этого пришлось ехать на Урал. Но никого не сажали.
О медведях в валенках, агитационном Есенине и кагэбэшнике Василь Василиче
- В 50-х часто бывали за границей?
- До смерти Сталина только к "демократам" выезжали, в ГДР, Польшу. В 1954-м и в Чехословакию поехали. А до этого чемпионата мира в Берлине тренировались чуть ли не двумя командами – 30 человек. До этого чехословаки всё к нам приезжали и никак не могли обыграть, хотя были даже чемпионами мира. Вроде как наши учителя, а выиграть не могли. Чехословацкая пресса распиналась, мол, русские длинными клюшками играют, и зима у них холоднее.
Они как-то приехали к нам на стадион "Динамо", а мороз стоял – градусов под 25. Мы-то в кожаных велошлемах играли, у нас не разрешали без них выходить на лёд. А они привыкли – без шапочек, без головных уборов. Тут же замёрзли, обратно в раздевалку убежали и гетры надели на голову. Вот пресса и заливалась о страшных русских зимах.
Но потом они убедились, что у нас команда действительно сильнее. Мы три игры провели в Чехословакии: в Праге выиграли 2:1, в Братиславе – 3:1, а в Моравской Остраве 2:2 сыграли.
Конечно, ажиотаж там был невероятный. Стадион в Праге десять тысяч вмещает, а заявок, говорили, на сто тысяч было. Даже чешские ветераны, которые вышли из сборной по возрасту, приходили к нам в гостиницу, просили билеты, а то попасть на хоккей невозможно.
- Чувствовали разительные отличия от жизни в Советском Союзе?
- Конечно. Народ там какой-то более вежливый, что ли. Если старый человек переходит улицу, водители останавливаются, показывают – проходи. У нас же, бывает, едет и матом посылает. Старик еле-еле идёт, а водитель его по матери. Культура другая.
К нам, спортсменам, там очень хорошо относились. Разве что в Западной Германии, в Крефельде, тяжеловато было. Жили мы в гостинице, у женщины-хозяйки. Её отец был каким-то миллионером, владел виноградными плантациями, и подарил ей эту гостиницу в качестве приданого.
Мы с ней познакомились, она к нам на обед, на ужин приходила. Рассказывала, что её предупреждали в Федерации хоккея ФРГ, мол, русские приедут, а она всё отнекивалась – не надо мне такого счастья. Здесь, говорит, канадцы были, так после поражения мебель переломали, передрались.
А о русских она знала только по кубанскому хору, который после революции у них выступал – в шароварах, в сапогах, в папахах… У человека два высших образования, английский-французский знает, а ожидала, что русские приедут именно такие. Сама смеялась потом – думала, говорит, что чуть ли не медведи в валенках по Москве ходят.
- С балалайками и водкой.
- Точно. А мы приехали в костюмах поприличнее, в шляпах. Она смотрит – а где медведи? Алик Кучевский – вообще симпатичный парень, да ещё немножко по-немецки рубил, разговаривал с ней. Она к нам так потом относилась… Мы хотели купить пластинки Петра Лещенко, а Крефельд – маленький городишко, там некоторых номеров из полного каталога не оказалось. Так она нам дала машину, чтобы мы в Дортмунд сгоняли, за 60 километров.
- Так в чем же было тяжело?
- В ФРГ было много русских эмигрантов, и нам настрого запретили ходить по одному – минимум втроём. Только выйдешь из гостиницы – сразу идут за тобой, предлагают почитать эмигрантскую газету "Посев", журнальчик какой. Или, например, в гостинице два хоккеиста живут в 103-й и в 107-й, а в 105-ю девчонок подселяют. Когда на завтрак идёшь, девчонки встречают и начинают говорить по-русски. "Откуда русский знаешь?" – "Так я русская. У меня отец на Украине сахарной фабрикой заведовал, а как немцы пришли, уехал в Германию".
- Подселяли, значит, чтобы просвещать вас…
- Вроде того. Но у нас в делегации был свой кагэбэшник, мы его называли Василь Василич. Он за всеми такими случаями следил. Поехали как-то на тренировку (впервые, кстати, увидели автобусы "Мерседес" – с приёмником, с удобными креслами), захожу в автобус, смотрю – книжка лежит, "Сергей Есенин". На первой странице "Письмо матери", переворачиваю, а там пишут, мол, вы сюда приехали не в хоккей играть, а с коммунистической агитацией. Я книгу сразу Василь Василичу – возьмите, мол.
Или ещё случай. Отыграли, кажется, в Дортмунде, выходим под дождь, смотрим – весь автобус листовками обклеен. Успели же… Едем дальше, а нам навстречу машина с транспарантом, и по-русски написано: "Ещё Ленин в 1918 году говорил, что пленные, которых держат больше трёх лет, считаются рабами". А наши-то немцев лет десять держали в плену, они нам дома строили и в Москве, и в Сибири.
- Тогда вообще задумывались над политическими вопросами?
- Хоккей хоккеем, но мы-то не такие тупицы были, чтобы совсем ничего не понимать. Могли сравнить. Там в магазины заходишь – и всё, как у нас сейчас, что душа пожелает. А у нас и сразу после войны тяжело было, и потом дефицит был, ничего не купишь, сплошные очереди.
- Привозили что-нибудь из-за границы?
- Купить-то можно было много всего. В Швейцарии к нам пришёл представитель какой-то фирмы с чемоданом, открывает – а там у него часы развешаны: дамские, мужские, какие хочешь. И продаёт их на 50 процентов дешевле. "Почему?" – спрашиваем. "Так вы купите и уедете, а у меня покупательная способность не нарушится".
Деньги, правда, в последний момент давали, но ребята ещё до этого успевали всё облазить, узнавали, где можно подарки купить. Хотя какие мы деньги тогда получали… Суточные были – 26 рублей, но только треть, то есть восемь рублей, переводили на валюту и давали нам на карманные расходы. Иногда даже страна-организатор давала больше денег, чем наша делегация.
- Сбежать не хотелось?
- Нет, тогда сбежать было невозможно. Если ты убежишь, обязательно как-то притеснят родителей, друзей. Так что даже возможности такой не было. Не то что сбежать – как-то нарушить порядок боялись. За нами же всё время кагэбэшник следил. Что-нибудь не так – ты сразу невыездной. А это же особенный стимул был – заграница. Хоть что-то, да привозили оттуда. Мохер там копейки стоил, а у нас – сто рублей.
Я сам часы привёз настольные. Сейчас их в каждом переходе продают, а тогда они большой ценностью считались. Боброву как лучшему нападающему такие часы подарили в 1954-м.
О разгоне калининского СКА, надоедливых поклонницах и посиделках с Ростоцкими
- После ВВС и ЦДСА вы сезон провели в калининском СКА…
- О, это была настоящая кузница кадров! Солдаты-срочники в ней играли, два года служишь – и потом в ЦСКА, в "Спартак", в "Крылья"… Сколько блестящих игроков оттуда вышло! Вратарь Овчуков, Витя Толмачёв, Олег Зайцев, Володя Брежнев, Лёха Волков, Женя Мишаков – все из Калинина вышли. В ЦСКА Тарасов шесть игроков взял! Волков – олимпийский чемпион, Мишаков – дважды, Зайцев – дважды…
В "Спартаке" были Испольнев, Кутаков, Фоменков, Галямин… В "Локомотиве" – полкоманды из Калинина, в Электростали – тоже. И представьте себе, эту команду одним росчерком пера расформировали.
- Как так?
- В Челябинске мы не играли из-за непогоды. Ребята сидели в гостинице, в карты играли, а я уехал к родителям. У Славки Юрзинова, двоюродного брата Володи, был значок мастера спорта на пиджаке, который на стуле висел. Зашёл болельщик местный, стал с ними играть и незаметно открутил этот значок. Они хватились, обыскали этого местного, нашли значок. Ребята здоровые – поддали ему. Не до госпиталя, так, бока помяли немного.
Я на следующий день прихожу – там хай стоит. Челябинский корреспондент раздул эту историю, потом в "Советском спорте" напечатали, и расформировали команду.
- Другие такие случаи были?
- Да полно. Когда я в Электростали играл, два хоккеиста подрались в ресторане. Так меня за них опять же отчитали. У них дети уже в школу ходят, а я их, видите ли, воспитывать должен. Или в ЦСКА, например: два игрока вышли из бани, поддали в ресторане, попытались сесть в такси, а водитель – ни в какую, не берёт пьяных. Так они с таксистами подрались. Им потом за это зарплату срезали, наказали.
- Говорят, советские хоккеисты в то время были дико популярны. Как артисты.
- Конечно. На улицах узнавали. Однажды директор коврового магазина только меня увидел, кричит: "Витя!". Спрашивает, что ищу. "Ковёр", – говорю. "Проходи, – отвечает. – Выбирай любой бесплатно".
А насчёт артистов скажу – мы даже популярнее были. Наших артистов только в Союзе знали, а спортсменов – по всему миру. Яшин, Карелин, Роднина, Третьяк – мировые же знаменитости, какое сравнение с артистами?
Бывает, только приезжаешь в гостиницу в другой город, не успеешь в номер зайти – звонок. Оказывается, девчонки местные прознали, что мы приехали, поговорить хотят. Я один раз дал трубку Толе Архипову, другу своему. Ему предлагают встретиться. Он говорит: "Ну как же, мы играть ведь приехали, вас обыгрывать". Потом чувствует, что долго разговор идёт, пора заканчивать. "За деньги, – говорит, – или по любви отдаёшься?". Она сразу фыркает и бросает трубку.
- Как закончили играть, стали относиться по-другому?
- Да, спортивная слава быстро забывается. Многие ребята спились. Коля Сологубов с его здоровьем мог хоть до ста лет прожить, Ваня Трегубов, Коля Хлыстов. Пока играли – все им были приятели, в рестораны приглашали. Это ж почётно – с Сологубовым за одним столом сидеть. А как закончили играть, все эти приятели пропали.
- А сами не пили?
- Практически не пил. Разве что по праздникам, не увлекался. Я и не курил никогда. Поэтому и дожил до девяноста.
- Вы в отличной форме. Как удаётся её поддерживать?
- Стараюсь больше двигаться. В парке гуляю, на даче был, с племянницей жены. Своих-то детей у нас не было, а её мы воспитывали как родную. Так вот на даче тоже старался двигаться: дрова пилил, в огороде копался. Это помогает. И в магазин сам хожу, правда, с тележкой – без неё нести уже тяжело. А только телевизор смотреть – так все мышцы атрофируются.
- В последние годы вас на улицах узнают?
- Да бросьте, кто меня помнит. Я в этом доме с 1964 года живу, никто и не знал. С Николаем Эпштейном мы семьями дружили, на юбилеях встречались. Однажды он ко мне приехал, двор знает, а подъезд забыл. Спрашивает у ребят во дворе: "Где Шувалов живёт?". – "Какой Шувалов?" – "Вы что, олимпийского чемпиона не знаете?". Не знают…
- Сами со многими знаменитостями общались?
- Актриса Нина Меньшикова, жена режиссёра Станислава Ростоцкого, приходилась какой-то родственницей моей жене. Мы семьями встречались, они тогда в Богородском жили. И Вячеслав Тихонов с Нонной Мордюковой были у нас в гостях. Стол накрывали, сидели, разговаривали. Но это, конечно, шапочное знакомство было.
- Сейчас с кем-то встречаетесь по-семейному?
- Жена умерла, только племянница приходит. Но я не жалуюсь. Я вошёл в состав клуба "Легенды хоккея СССР", мне оттуда постоянно звонят, помогают, не забывают. Журналисты вот время от времени приезжают – года два назад из газеты были, теперь вы. Комментарии к предыдущему интервью мне зачитали, приятно было услышать. Если здоровье позволит, может, и на Олимпиаду ещё рвану вместе с командой. Как в старые времена.
О школьном "мерседесе", сборке танков и ранении Сологубова
- Вы родились в Мордовии, но жили там недолго…
- Мне около двух лет было, когда мы уехали на Урал. Как говорил отец, в поисках лучшей доли. Сначала жили под Челябинском, километрах в 15-ти. Большой семьей: три брата, включая моего отца, и их сестра с мужем. Товарищество организовали и сельским хозяйством занимались. Все рослые, здоровые – дома построили, выращивали всё, разводили. Рядом была деревня, так отец всё смеялся: "Эта деревня меньше нас четверых налоги зерном платит".
Школа от нас была километрах в пяти, и детей туда на "Мерседесе" возили. Знаешь, какой "Мерседес" был? Сено на сани бросят, а дети вповалку лежат. Но это в начальную школу. В среднюю пришлось возить за 15 километров, а на Урале морозы, куда нас потащишь? А учить-то надо. В итоге продали все хозяйство, да и переехали в город.
- А сами какое образование получили?
- Перед войной девять классов закончил, в десятый должен был идти. А как война началась, стало не до образования. Карточная система, 400 граммов хлеба. Пошёл на Челябинский тракторный и всю войну там токарем работал, сначала "карусельщиком", потом – "универсалом. На фронт не послали – завод броню дал. Мы же тяжелые танки выпускали.
Мы тогда трудились по 12 часов. Заступаешь с вечера на работу, до двух часов дня работаешь, а на следующий день – в утреннюю смену. Тяжело было. Особенно когда солнце начинало пригревать. Невозможно – глаза закрываются, хоть спички подставляй. Только сел – и сразу засыпаешь.
- Фронтовик Николай Сологубов часто рассказывал о войне?
- Не то чтобы. Рассказывал, что под Ленинградом, на пятачке в Ораниенбауме, в тяжёлую ситуацию попал. Наши войска все подвозили, чтобы Ленинград не сдавать, а немцы пушки поставили и обстреливали. Народу погибло – уйма.
А Сологубов был в разведвзводе, за "языками" лазал. Во время одной такой вылазки кто-то рядом наступил на мину, а ему стопу раздробило осколками. Его эвакуировали, хирурги говорят: "Ампутировать надо, гангрена". Он в ответ: "Не дам! Пусть умру, но всё равно не дам". Вылечили. Правда, сустав у него плохо сгибался.
Но он в принципе был физически одарен: сплошные мышцы, сухой, поджарый. Когда тренировались на Песчаной, он разбегался и в прыжке ногой перекладину доставал. Никто из ребят не мог повторить. Вполне мог бы в прыжках в высоту выступать. Он и в футбол здорово играл, за сборную Москвы играл за юношей, ещё до войны
- Как вы пришли в хоккей?
- Я воспитанник челябинского "Трактора". Детство провёл в железнодорожном посёлке, прямо у путей. Посёлок кончался – начинался сибирский тракт. Рядом был дровяной склад: уголь, дрова продавали. Дома там только так и отапливались. А неподалёку – пустырь. Утром встаёшь, мать заставит воды натаскать, а потом что делать? Собирались с ребятами, сшивали мячи (с ними плохо было) и гоняли босиком. Улица на улицу играли.
Солнце начинает пригревать, жарища невозможная – шли купаться. Так там тоже соревнования: кто быстрее переплывёт, кто глубже нырнёт.
Потом играл на заводе. У нас хорошая хоккейная команда была, после войны мы на первенство города играли и всем другим пять мячей форы давали. А потом разнарядка пришла – переходить на "шайбу".
- И тут вы себя проявили…
- Ну да. Мы же коньками хорошо владели и играли на высоком уровне и в хоккей, и в футбол. Один сезон заканчивается, другой начинается. И так – круглый год. Причём в хоккей играли двумя пятёрками, минимум по 30 минут на льду.
И жили почти всё время на сборах. У команды ВВС в Тушино был финский домик, его два солдата охраняли. Рядом Василий Сталин хоккейную коробку сделал – и мы играли. Заливали лёд один раз – перед игрой, а так, если много льда нарезали – рабочие просто движками проходились, и всё. Не то, что сейчас, когда даже перед буллитами лёд шлифуют.
О падении Танкового Короля, судьбе Василия Сталина и звонке вождю
- Почему перешли в ВВС?
- Когда война закончилась, директор нашего завода Зальцман, Герой Соцтруда (американцы называли его Танковый Король) поддерживал и футбольную, и хоккейную команду. Большой любитель спорта.
Мы в первый год в классе "Б" играли прямо посреди посёлка, хоккейную коробку поставили, а зрители стояли прямо на снегу, ничего больше не было. А когда выиграли пульку в Перми и перешли в класс А, Зальцман нам сделал трибуны. Плотно нами занимался, почти на все игры приезжал. Как нам забьют, болельщики в первую очередь на него смотрят – как реагирует.
А потом он в опалу попал. Завод большой, он – директор, денег у него было огромное количество. С обкомовскими работниками он не считался. Думал – они только власть имеют, а денег-то нет. Так ему вменили превышение полномочий, исключили из партии и отправили, кажется, в Муром, на маленький завод. К счастью, не посадили – нарушения были незначительные.
Командой после этого заниматься перестали, она на самотёк пошла. Будет она существовать, не будет – никто не знал. Как-то играли мы с кем-то в футбол, а из Москвы приехал арбитр Руднев, который ещё какое-то отношение к ВВС имел, вроде инструктором работал. Он меня и уговорил.
- Там познакомились с Василием Сталиным…
- Василий Иосифович почти на все игры приходил. В футбол играли на московском "Динамо", в хоккей – под Восточной трибуной. Сейчас кино идёт про него – там он вызывающе себя ведёт. Не знаю, как к другим, но к спортсменам он хорошо относился. Приходит – здоровается, спрашивает, что нужно, как настрой.
- После поражений был таким же благожелательным?
- Помню, мы играли в Донбассе и уступили, как раз перед Первомаем. Обратно мы летели на "Дугласе", добрались до Тулы, мы вышли, сирени нарвали, она цвела тогда. Лётчики говорят: "Сейчас заправимся и полетим дальше, а вы погуляйте".
Дошли до павильона, смотрим – они развернулись и улетели. Мы сразу на вокзал. Но праздники ведь: все билеты проданы, все в Москву едут. Пришлось на попутках добираться 180 километров. Оказалось, это Василий Сталин приказал нас высадить. Наказал за поражение.
А в 1951-м играли в финале Кубка с "Крыльями". В случае победы нам обещали банкет в Барвихе и телевизор "КВН" каждому. Мы 2:0 выигрывали, но в итоге 3:4 проиграли. И тоже нас прокатили – ни банкета, ни телевизоров.
- Следили за его судьбой после 1953 года? Его ведь посадили…
- Знаю, знаю. Когда он во владимирской тюрьме сидел, велосипедистка Маша Максимова приходила к нам, собирала деньги для передачи. Я тоже сдал свои сто рублей.
- Вот ведь как жизнь распорядилась. Рухнуть с такой высоты…
- Он в последние годы тоже много закладывал. Саша Виноградов рассказывал, что после освобождения ему дали квартиру на Фрунзенской, пенсию хорошую. Он отмечал какую-то дату и пригласил многих бывших знакомых – военных, спортсменов. В какой-то момент Василий Иосифович прилично набрался и начал на этих генералов: "Ах вы, такие-растакие. Когда я был начальником Московского военного округа, я вас поддерживал, а вы меня бросили". Стал кидаться на них.
- Не выдержала психика такого перепада.
- Ещё бы. В 40 лет умер, о чём разговор. Он сам говорил: "Пока отец жив – я буду в порядке, а как его не станет – меня сгноят". Он же со многими высшими чинами обращался, знаете как… Юрка Родионов, кажется, рассказывал. Звонит Василию Иосифовичу командующий вооружёнными силами. А он адьютанту говорит: "Пошли его на... Скажи, что нету меня". Пьяный был, не хотел разговаривать. Со многими он не считался, и всё это ему аукнулось. Как власть у него закончилась, эти многие на нём отыгрались.
- Его отца удалось увидеть вживую?
- Не удалось. Но мог поговорить по телефону. Играли мы в футбол с ЦСКА, а Василий Иосифович приехал на матч хорошо поддавший. Говорит Боброву, играющему тренеру: "Лучшая защита – это нападение. Атакуйте!". А куда атаковать? Против нас – команда лейтенантов, на голову выше нас по уровню. Мы отбиться не можем, а он возмущается, чего мы не атакуем. Естественно, проиграли – 0:5.
Выходим из раздевалки, нам адъютант говорит – собирайтесь, Василий Иосифович к себе приглашает, в особняк на Кропоткинской набережной. По-военному так приглашает, без права отказаться.
Встречает нас в майке, в трусах. "Отец, – говорит, – на Юге отдыхает, с министром обороны. И министр его подначил, мол, мы твоих "лётчиков" обыграли 5:0. Сейчас будете отчитываться перед отцом, почему проиграли. У меня самого желания никакого".
Соединяют. Мы трясёмся. Как со Сталиным разговаривать?! Костю Крижевского толкаем – ты будешь разговаривать, ты капитан. "Да вы что! С ума сошли?". К счастью, оказалось, что Сталин уже лёг спать к тому времени, не стали его тревожить. Пронесло.
- Вашей семьи репрессии не коснулись?
- В общем-то, нет. Разве что моего деда, Тимофея Николаевича, немного. У него было четыре сына и две дочери. Ребята работящие, хозяйство хорошо вели, имущества много было – несколько лошадей, коровы, тарантас. Ну, как в то время принято было – стали понемногу притеснять. Во многом из-за этого пришлось ехать на Урал. Но никого не сажали.
О медведях в валенках, агитационном Есенине и кагэбэшнике Василь Василиче
- В 50-х часто бывали за границей?
- До смерти Сталина только к "демократам" выезжали, в ГДР, Польшу. В 1954-м и в Чехословакию поехали. А до этого чемпионата мира в Берлине тренировались чуть ли не двумя командами – 30 человек. До этого чехословаки всё к нам приезжали и никак не могли обыграть, хотя были даже чемпионами мира. Вроде как наши учителя, а выиграть не могли. Чехословацкая пресса распиналась, мол, русские длинными клюшками играют, и зима у них холоднее.
Они как-то приехали к нам на стадион "Динамо", а мороз стоял – градусов под 25. Мы-то в кожаных велошлемах играли, у нас не разрешали без них выходить на лёд. А они привыкли – без шапочек, без головных уборов. Тут же замёрзли, обратно в раздевалку убежали и гетры надели на голову. Вот пресса и заливалась о страшных русских зимах.
Но потом они убедились, что у нас команда действительно сильнее. Мы три игры провели в Чехословакии: в Праге выиграли 2:1, в Братиславе – 3:1, а в Моравской Остраве 2:2 сыграли.
Конечно, ажиотаж там был невероятный. Стадион в Праге десять тысяч вмещает, а заявок, говорили, на сто тысяч было. Даже чешские ветераны, которые вышли из сборной по возрасту, приходили к нам в гостиницу, просили билеты, а то попасть на хоккей невозможно.
- Чувствовали разительные отличия от жизни в Советском Союзе?
- Конечно. Народ там какой-то более вежливый, что ли. Если старый человек переходит улицу, водители останавливаются, показывают – проходи. У нас же, бывает, едет и матом посылает. Старик еле-еле идёт, а водитель его по матери. Культура другая.
К нам, спортсменам, там очень хорошо относились. Разве что в Западной Германии, в Крефельде, тяжеловато было. Жили мы в гостинице, у женщины-хозяйки. Её отец был каким-то миллионером, владел виноградными плантациями, и подарил ей эту гостиницу в качестве приданого.
Мы с ней познакомились, она к нам на обед, на ужин приходила. Рассказывала, что её предупреждали в Федерации хоккея ФРГ, мол, русские приедут, а она всё отнекивалась – не надо мне такого счастья. Здесь, говорит, канадцы были, так после поражения мебель переломали, передрались.
А о русских она знала только по кубанскому хору, который после революции у них выступал – в шароварах, в сапогах, в папахах… У человека два высших образования, английский-французский знает, а ожидала, что русские приедут именно такие. Сама смеялась потом – думала, говорит, что чуть ли не медведи в валенках по Москве ходят.
- С балалайками и водкой.
- Точно. А мы приехали в костюмах поприличнее, в шляпах. Она смотрит – а где медведи? Алик Кучевский – вообще симпатичный парень, да ещё немножко по-немецки рубил, разговаривал с ней. Она к нам так потом относилась… Мы хотели купить пластинки Петра Лещенко, а Крефельд – маленький городишко, там некоторых номеров из полного каталога не оказалось. Так она нам дала машину, чтобы мы в Дортмунд сгоняли, за 60 километров.
- Так в чем же было тяжело?
- В ФРГ было много русских эмигрантов, и нам настрого запретили ходить по одному – минимум втроём. Только выйдешь из гостиницы – сразу идут за тобой, предлагают почитать эмигрантскую газету "Посев", журнальчик какой. Или, например, в гостинице два хоккеиста живут в 103-й и в 107-й, а в 105-ю девчонок подселяют. Когда на завтрак идёшь, девчонки встречают и начинают говорить по-русски. "Откуда русский знаешь?" – "Так я русская. У меня отец на Украине сахарной фабрикой заведовал, а как немцы пришли, уехал в Германию".
- Подселяли, значит, чтобы просвещать вас…
- Вроде того. Но у нас в делегации был свой кагэбэшник, мы его называли Василь Василич. Он за всеми такими случаями следил. Поехали как-то на тренировку (впервые, кстати, увидели автобусы "Мерседес" – с приёмником, с удобными креслами), захожу в автобус, смотрю – книжка лежит, "Сергей Есенин". На первой странице "Письмо матери", переворачиваю, а там пишут, мол, вы сюда приехали не в хоккей играть, а с коммунистической агитацией. Я книгу сразу Василь Василичу – возьмите, мол.
Или ещё случай. Отыграли, кажется, в Дортмунде, выходим под дождь, смотрим – весь автобус листовками обклеен. Успели же… Едем дальше, а нам навстречу машина с транспарантом, и по-русски написано: "Ещё Ленин в 1918 году говорил, что пленные, которых держат больше трёх лет, считаются рабами". А наши-то немцев лет десять держали в плену, они нам дома строили и в Москве, и в Сибири.
- Тогда вообще задумывались над политическими вопросами?
- Хоккей хоккеем, но мы-то не такие тупицы были, чтобы совсем ничего не понимать. Могли сравнить. Там в магазины заходишь – и всё, как у нас сейчас, что душа пожелает. А у нас и сразу после войны тяжело было, и потом дефицит был, ничего не купишь, сплошные очереди.
- Привозили что-нибудь из-за границы?
- Купить-то можно было много всего. В Швейцарии к нам пришёл представитель какой-то фирмы с чемоданом, открывает – а там у него часы развешаны: дамские, мужские, какие хочешь. И продаёт их на 50 процентов дешевле. "Почему?" – спрашиваем. "Так вы купите и уедете, а у меня покупательная способность не нарушится".
Деньги, правда, в последний момент давали, но ребята ещё до этого успевали всё облазить, узнавали, где можно подарки купить. Хотя какие мы деньги тогда получали… Суточные были – 26 рублей, но только треть, то есть восемь рублей, переводили на валюту и давали нам на карманные расходы. Иногда даже страна-организатор давала больше денег, чем наша делегация.
- Сбежать не хотелось?
- Нет, тогда сбежать было невозможно. Если ты убежишь, обязательно как-то притеснят родителей, друзей. Так что даже возможности такой не было. Не то что сбежать – как-то нарушить порядок боялись. За нами же всё время кагэбэшник следил. Что-нибудь не так – ты сразу невыездной. А это же особенный стимул был – заграница. Хоть что-то, да привозили оттуда. Мохер там копейки стоил, а у нас – сто рублей.
Я сам часы привёз настольные. Сейчас их в каждом переходе продают, а тогда они большой ценностью считались. Боброву как лучшему нападающему такие часы подарили в 1954-м.
О разгоне калининского СКА, надоедливых поклонницах и посиделках с Ростоцкими
- После ВВС и ЦДСА вы сезон провели в калининском СКА…
- О, это была настоящая кузница кадров! Солдаты-срочники в ней играли, два года служишь – и потом в ЦСКА, в "Спартак", в "Крылья"… Сколько блестящих игроков оттуда вышло! Вратарь Овчуков, Витя Толмачёв, Олег Зайцев, Володя Брежнев, Лёха Волков, Женя Мишаков – все из Калинина вышли. В ЦСКА Тарасов шесть игроков взял! Волков – олимпийский чемпион, Мишаков – дважды, Зайцев – дважды…
В "Спартаке" были Испольнев, Кутаков, Фоменков, Галямин… В "Локомотиве" – полкоманды из Калинина, в Электростали – тоже. И представьте себе, эту команду одним росчерком пера расформировали.
- Как так?
- В Челябинске мы не играли из-за непогоды. Ребята сидели в гостинице, в карты играли, а я уехал к родителям. У Славки Юрзинова, двоюродного брата Володи, был значок мастера спорта на пиджаке, который на стуле висел. Зашёл болельщик местный, стал с ними играть и незаметно открутил этот значок. Они хватились, обыскали этого местного, нашли значок. Ребята здоровые – поддали ему. Не до госпиталя, так, бока помяли немного.
Я на следующий день прихожу – там хай стоит. Челябинский корреспондент раздул эту историю, потом в "Советском спорте" напечатали, и расформировали команду.
- Другие такие случаи были?
- Да полно. Когда я в Электростали играл, два хоккеиста подрались в ресторане. Так меня за них опять же отчитали. У них дети уже в школу ходят, а я их, видите ли, воспитывать должен. Или в ЦСКА, например: два игрока вышли из бани, поддали в ресторане, попытались сесть в такси, а водитель – ни в какую, не берёт пьяных. Так они с таксистами подрались. Им потом за это зарплату срезали, наказали.
- Говорят, советские хоккеисты в то время были дико популярны. Как артисты.
- Конечно. На улицах узнавали. Однажды директор коврового магазина только меня увидел, кричит: "Витя!". Спрашивает, что ищу. "Ковёр", – говорю. "Проходи, – отвечает. – Выбирай любой бесплатно".
А насчёт артистов скажу – мы даже популярнее были. Наших артистов только в Союзе знали, а спортсменов – по всему миру. Яшин, Карелин, Роднина, Третьяк – мировые же знаменитости, какое сравнение с артистами?
Бывает, только приезжаешь в гостиницу в другой город, не успеешь в номер зайти – звонок. Оказывается, девчонки местные прознали, что мы приехали, поговорить хотят. Я один раз дал трубку Толе Архипову, другу своему. Ему предлагают встретиться. Он говорит: "Ну как же, мы играть ведь приехали, вас обыгрывать". Потом чувствует, что долго разговор идёт, пора заканчивать. "За деньги, – говорит, – или по любви отдаёшься?". Она сразу фыркает и бросает трубку.
- Как закончили играть, стали относиться по-другому?
- Да, спортивная слава быстро забывается. Многие ребята спились. Коля Сологубов с его здоровьем мог хоть до ста лет прожить, Ваня Трегубов, Коля Хлыстов. Пока играли – все им были приятели, в рестораны приглашали. Это ж почётно – с Сологубовым за одним столом сидеть. А как закончили играть, все эти приятели пропали.
- А сами не пили?
- Практически не пил. Разве что по праздникам, не увлекался. Я и не курил никогда. Поэтому и дожил до девяноста.
- Вы в отличной форме. Как удаётся её поддерживать?
- Стараюсь больше двигаться. В парке гуляю, на даче был, с племянницей жены. Своих-то детей у нас не было, а её мы воспитывали как родную. Так вот на даче тоже старался двигаться: дрова пилил, в огороде копался. Это помогает. И в магазин сам хожу, правда, с тележкой – без неё нести уже тяжело. А только телевизор смотреть – так все мышцы атрофируются.
- В последние годы вас на улицах узнают?
- Да бросьте, кто меня помнит. Я в этом доме с 1964 года живу, никто и не знал. С Николаем Эпштейном мы семьями дружили, на юбилеях встречались. Однажды он ко мне приехал, двор знает, а подъезд забыл. Спрашивает у ребят во дворе: "Где Шувалов живёт?". – "Какой Шувалов?" – "Вы что, олимпийского чемпиона не знаете?". Не знают…
- Сами со многими знаменитостями общались?
- Актриса Нина Меньшикова, жена режиссёра Станислава Ростоцкого, приходилась какой-то родственницей моей жене. Мы семьями встречались, они тогда в Богородском жили. И Вячеслав Тихонов с Нонной Мордюковой были у нас в гостях. Стол накрывали, сидели, разговаривали. Но это, конечно, шапочное знакомство было.
- Сейчас с кем-то встречаетесь по-семейному?
- Жена умерла, только племянница приходит. Но я не жалуюсь. Я вошёл в состав клуба "Легенды хоккея СССР", мне оттуда постоянно звонят, помогают, не забывают. Журналисты вот время от времени приезжают – года два назад из газеты были, теперь вы. Комментарии к предыдущему интервью мне зачитали, приятно было услышать. Если здоровье позволит, может, и на Олимпиаду ещё рвану вместе с командой. Как в старые времена.
Новинки в нашем магазине
В магазин
Другие новости хоккея
-
19 апр 2024
Сегодня хоккей на ТВ и в сети Интернет
Сегодня 19 апреля вы можете посмотреть следующие хоккейные трансляции (время московское)
804
-
19 апр 2024
Герой Магнитогорска! Два очка Петунина принесли «Металлургу» первую победу в финале
В Магнитогорске стартовал финал Кубка Гагарина сезона 2023/2024, и первая победа в серии осталась за «Металлургом» благодаря Александру Петунину, который отдал голевой пас и забросил победную шайбу.
259
Для добавления комментария авторизуйтесь на сайте