Дмитрий ЮШКЕВИЧ: "И орден под столом..."

Юшкевич – удивительный человек. Прошедший через столько к 37 годам, что многим жизни не хватит на такой размах. За плечами победная Олимпиада-92 и одиннадцать сезонов в НХЛ. Блестящая карьера и сплошные испытания в личном: рождение тройняшек, смерть в Америке первой жены, шесть операций на одном колене, нежданно обнаружившийся тромб, способный оборвать не только хоккейный, но и жизненный путь...

Его карьера могла завершиться тысячу раз. В прошлом году Юшкевичу даже устроили проводы. Но полгода спустя он вернулся. И до сих пор играет.

ПРОВОДЫ

– Год назад вы ведь твердо решили уйти?

– Да. Слишком сложная была ситуация в семье. Выход, казалось, один – оставить хоккей и заниматься детьми. Но потом все как-то устаканилось. Знаете, ребята, это был нелегкий период – и совсем не хочется его вспоминать.

– Из собственных проводов что запомнилось?

– Ничего.

– ???

– Решение уйти затмило все вокруг. Было много звонков, встреч, каких-то интервью. Но это проходило сквозь меня. Отошло на второй план. Я перевозил детишек из Америки в Россию, занимался их гражданством. Остальное не интересовало.

– Не думали, что сможете справиться с таким ворохом проблем?

– Был уверен, что времени потребуется намного больше. Поэтому не рассчитывал вернуться в хоккей. Я уходил навсегда. Хотя кто меня хорошо знает, тот говорил: "Это репетиция. Скоро вернешься, а когда-нибудь придумаем настоящие проводы..."

– Еще одни проводы будут?

– Ни за что. Когда решу закончить – все пройдет тихо и скромно.

– Полгода без хоккея дались тяжело?

– Дни были настолько суматошные, что некогда было даже задуматься – тяжело мне без хоккея или не очень. Потом я вдруг оказался на диване перед телевизором. Смотрю – идет хоккей. А хоккеист Юшкевич никому не нужен. Дети пошли в школу акклиматизировались. А мне, думаю, что делать? В 36 лет...

– Телефон замолчал?

– О, вот это момент любопытный. И очень полезный. Я для себя определился в отношении многих знакомых. Пока играешь, вокруг тебя целая толпа. Как заканчиваешь – почти все исчезают. Мгновенно.

– А сейчас?

– Стоило вернуться, эти люди попытались снова войти в мою жизнь. Но я сменил номера всех телефонов. Новые знают лишь те, кто был со мной рядом в самые трудные полгода. Остальных отсек – и получил от этого огромную радость.

– Кроме "Сибири" летом варианты были?

– Да. Кое с кем я уже договорился, но тут поступило приглашение от Андрея Хомутова. Ему отказать не мог.

– Хотели играть именно у него?

– Было интересно пробовать, что такое новая плеяда тренеров. По ходу сезона Хомутова уволили из "Сибири", но будущее у него большое.

КИНГ И "ПТЕРОДАКТИЛЬ ЭЙР"

– Читали книжку Дэйва Кинга?

– Отрывки. Я у Кинга положительный герой. В "Магнитке" у нас были славные отношения, но мне не нравится, когда выносят сор из избы – Дэйв пишет, например, что начальник команды Олег Куприянов постоянно носил чемоданчик с деньгами. Я в это не верю.

– Но он действительно всегда с чемоданчиком.

– Может, у него там комплект запасного белья?

– Больше поразил в книжке не чемодан Куприянова, а рассказ о таблетках, которыми потчевал команду тренер по фитнесу Виктор Гудзик.

– И что?

– Тоже ели?

– Я никогда не брал никакие таблетки. В моем возрасте сам могу решать – что принимать. Да никто и не настаивал.

– Чартер, которым летала "Магнитка", Кинг обозвал "Птеродактиль Эйр".

– Над самолетом Кинг смеялся часто. Любой американец оторопел бы, посади его в этот допотопный "Ан". Но для российского человека – обычное дело.

– Книгой Кинг закрыл себе дорогу в Россию?

– Сто процентов. Нельзя сжигать мосты. Знаю, Кинг не прочь вновь поработать в России, и у него наверняка были бы предложения. Если б не книга.

– Чему он вас научил?

– Терпению. Поначалу в "Металлурге" не шло, целый круг не забивал. Дэйв поддерживал, повторял: "Работа – не вода, в песок не уйдет". Мудрые слова. Труд – это вложение в себя, которое никогда не прогорает.

– Однажды вы сказали Кингу: "Вы, Дэйв, на нас не орете, а русские тренеры игроков держат за дерьмо". Кого имели в виду?

– Тренеры в России относятся к игрокам жестко. А Кинг – слишком мягкий. Я ему объяснял, что неправильно себя ведет: "Русские игроки к демократии не привыкли, на них надо повышать голос..." И Хомутову об этом же толковал.

– Не слушал?

– Хомутов – очень добрый и порядочный. Я к нему прекрасно отношусь. Говорил: "Андрей Валентинович, в "Сибири" играют молодые ребята. С ними вести демократичные беседы нет смысла, все равно не понимают". Прошедший сезон на многое открыл глаза, как раз недавно с Андреем Скопинцевым обсуждали эту тему.

– Что именно?

– Вот Борис Михайлов изменился за последнее время – спокойнее стал. Я в СКА это увидел. Но тренеры-деспоты вроде Крикунова или Воробьева остались прежними. И, посмотрите, дают результат! Да с какими командами. "Сибирь" по составу не хуже – но вот чем демократия закончилась. Молодых нужно держать в страхе. С русским хоккеистом иначе нельзя.

– По слухам, вы приехали когда-то в Магнитогорск фактически на одной ноге. Едва ходили. Но, сжав зубы, играли.

– Это вы тоже у Кинга вычитали? Не буду говорить, что это неправда, но Дэйв немножко приукрасил. Да, у меня было шесть операций.

– На ногах?

– На одном колене! Естественно, сейчас мучает артроз. Хожу хромая. Но чтоб выйти на площадку, не надо принимать обезболивающие. Кататься мне легче, чем ходить.

– Как же вы с таким коленом доиграли до 37 лет?!

– Я очень люблю хоккей.

– Кинга потрясло, как вы перенесли попадание шайбой в лицо: "На следующий день Юшкевич пришел на тренировку. Его физиономия была, как раздавленная буханка хлеба..."

– Что нас не убивает – делает сильнее. Это Ницше сказал. Я не хочу жалеть ни об одном потерянном дне.

– Бывало в вашей жизни и больнее?

– Посмотрите на мое лицо. Сплошные шрамы. Играл за "Флориду" и как-то в день матча похвастался: "Все лицо в шрамах, а вот нос ни разу не ломали..." Тем же вечером получил с прямого броска. Нос съехал набок.

– Как дышали?

– Дырки-то остались. За второй период мне нос собрали заново, зашили – и я вышел играть. Правда, доктор на меня маску напялил. Я сразу кинулся толкаться у борта, вернулся на скамейку, а у ребят глаза на лоб: "Псих! Если б кто-то локоть выставил – твой нос вообще оторвало бы". Тут-то до меня и дошло. Испугался. Видите – синие нитки в переносице и сейчас видны.

– Не растворились?

– Да. Хоть должны были. Эти шрамы большое впечатление при знакомстве произвели на Светлану, вторую жену.

– Познакомились при интересных обстоятельствах?

– В Ярославле приглянулась девушка-официантка, звоню в тот ресторан. Прошу позвать ее: "Сегодня у вас ужинал. Забыл под столом орден. Посмотрите, а?" – "Какой еще орден?" – "Красного Знамени..."

– Шутка прокатила?

– Да. А потом смотрели вместе фильм, из которого я этот фокус подглядел. Света насторожилась: "Ну-ка, ну-ка... Где-то я это уже слышала..."

– Дети ладят со Светланой?

– (После паузы.) Непростая ситуация. Прошлым летом был особенно тяжелый момент. Накипело. Но если хотим сохранить семью, надо искать компромисс. Свете очень трудно. И я это понимаю. 28 лет, своих детей нет – и вдруг в одночасье стала матерью тройняшек.

– Сколько лет детям?

– Одиннадцать. У каждого свой характер и хитрости. Менталитет во многом американский, они же там выросли. Мне, жившему в Штатах, на какие-то вещи смотреть проще. Но другим кажется, что дети избалованы. К примеру, там у нас была домработница. Дети привыкли, что за ними убирают.

– Игрушки разбрасывают?

– Постоянно. Посуду оставляют на столе. В Америке это нормально. В России – неуважение к старшим. А сын еще часто дерется. В американской-то школе это запрещено, вот он в России отрывается. Я поначалу поощрял эти кулачные бои, надо уметь стоять за себя. Американские дети из-за запретов совсем бесхарактерные. Но Дима что-то во вкус вошел. Приходится одергивать. Сын играет за мальчишек "Сибири". На одном турнире меня поразил.

– Дракой?

– Да. Рассказывал потом: "Терпел-терпел, но когда парень обозвал тебя – я ему накостылял. Бил и бил, кулак уже ничего не чувствовал". Оказалось, сын руку сломал. Месяц не мог в хоккей играть.

– Тафгай растет.

– Едва ли...

– Дети знают, что произошло с мамой?

– Знают. Были в курсе, что мама очень больна.

– От чего она умерла?

– Рак печени. Оксана поздно занялась лечением. Ей должны были пересаживать печень, но никак не могли оформить страховку – в Америке бюрократия похлеще нашей. Как-то звонит приятельница: "Дмитрий, хорошие новости – скоро будет операция. Все бумаги наконец-то готовы". Не успели. Через неделю Оксана умерла.

– Похоронили в Калифорнии?

– Да. Это не моя идея, так получилось. Кладбище на берегу океана. Она любила море и просила, чтобы ее похоронили именно там.

– Дом в Анахайме остался?

– Да. Теперь сдаю в аренду.

– На паях с бывшим динамовцем Анатолием Семеновым вы владели катком в Анахайме. Он работает?

– Работать-то работает, но от катка пора избавляться. Если не хочешь прогореть, бизнес надо контролировать. А возможности нет – и я, и Семенов живем сегодня в России. Втравить в какие-то проекты меня пытаются регулярно.

– Что предлагают?

– То дома строить, то гостиницы открывать. Чаще всего зовут вкладывать деньги в ценные бумаги. Проценты обещают сумасшедшие.

– Сумасшедшие – это сколько?

– Отдаешь 500 тысяч долларов, через год получаешь пять миллионов. Но у меня хватает мозгов отказываться. А сейчас, в тяжелые времена, ввязываться в бизнес желания тем более нет. Хоть и к кризису с юмором отношусь. С ребятами смеемся: скоро всем зарплаты урежут, так снова удочки достанем. Как в 90-х.

– Что за удочки?

– Я к тому времени уже в Америку уехал, но Валера Черный мне рассказывал, что игроки московского "Динамо" после тренировок отправлялись рыбу ловить. Сколько наловил – тем и поужинал. Платили-то копейки, вдобавок задерживали на месяцы.

ФРАЗА МЕСЯЦА

– Сколько еще будете играть?

– Не загадываю. В этом возрасте каждый хоккейный год воспринимаю как бонус, который подарила жизнь. Но я не ставлю цель дотянуть до сорока, например. Рекорды бить не собираюсь. Я неравнодушный человек, понимаете? Мне не надоело таскать за собой баул по городам. Для себя вывел формулу: если тебе наплевать на проблемы в команде, если легко со всем соглашаешься – значит, обманываешь хоккей.

– Непонятно, почему с такими установками не хотите быть тренером.

– Уже хочу. Это прежде полагал, что тренером ни за что не стану.

– Отчего же?

– Как-то пообщался на эту тему с тренерами из Череповца. Они мне все показали: приезжают на работу к 9 утра. За столом до вечера. Сидят, строчат какие-то конспекты. Еще жена Кинга мне жаловалась: "Муж пашет с утра до ночи!" Но многое для меня перевернул Кари Хейккиля из Ярославля. Мы близко знакомы.

– Что такого в Хейккиля?

– Я за ним наблюдал, много общался с игроками "Локомотива". Говорили: обрати внимание, Кари приходит на тренировку по свистку. Как только тренировка заканчивается – его первого нет на льду. Никогда не задерживается. Зато у него отлаженная система, которая себя оправдывает. Ярославский "Локомотив" нынче одна из самых стабильных команд в лиге.

– Верите в систему?

– Конечно. Я знаю, как работать команде летом, чтоб потом не сидеть тупо с утра до ночи за конспектами.

– Анатолий Тарасов утверждал, что тренер и в постели с женщиной должен думать о новых упражнениях.

– Это все пережитки. С женщиной думайте о женщине.

– Тренеру с вами непросто?

– Да. Я очень упрямый. Пэт Куинн в "Торонто" говорил: "Эта черта сделала из тебя игрока – но из-за нее же работать с тобой сложно..." Если чего-то не понимаю – делать не буду. Упрусь.

– Вы обычно не держали язык за зубами. О каких словах потом жалели?

– Когда меня собирались менять из "Торонто" во "Флориду", выдал журналистам: "В "Мэйпл Ливз" сплошь обманщики. Самый честный парень среди них – талисман клуба Карлтон, тот хотя бы молчит..." Эти слова, я точно знаю, стоили отношений с "Торонто". В клубе на меня обиделись.

– А журнал Sport Illustrated вашу тогдашнюю откровенность отдельно отметил.

– Решили, что это – фраза месяца.

– Видели Кинэна, "железного Майка", когда-нибудь расчувствовавшимся?

– Ни разу. Впрочем, мы недолго работали. Сразу разругались из-за моего упрямства. Я попросил менеджера, чтоб меня обменяли. Кинэн вообще сильно переоценен как тренер. У нас во Флориде собралась прекрасная молодая команда. Но ей необходимо было дать систему. После "Торонто", где все отлажено, "Флорида" показалась дикостью – никто не знал, куда бежать. Кто в лес, кто по дрова. А Кинэн ничего дать команде не мог.

– Зато в игрока готов был чем угодно запустить. Над вашей головой вешалки свистели?

– Свистела клюшка.

– Тоже не подарок.

– Кинэн был взбешен – а тут я наклонился, чтоб отдышаться. Едва приподнял голову – летит родимая. Приземляется с грохотом на трибуне.

– Кулаки не зачесались?

– Сдержался. Зачесались в другой момент. Майк целый период держал меня на лавке. После игры, как обычно, всей командой отправились на велотренажер. Кинэн проходил мимо меня – и я, продолжая крутить педали, громко выругался в его адрес.

– Как отреагировал?

– Развернулся и двинулся в мою сторону. Ничего не оставалось, кроме как сделать вид – это, мол, не я. Вам послышалось. Как ни странно, после этого отношения потеплели.

– Кто из ваших тренеров был особенным мастером слова?

– Сергей Николаев. Первый мой тренер в команде мастеров. Ему не слишком нравились перемены в нашем хоккее в конце 80-х. Ругался: развели, дескать, демократию. "Говорю нападающему: господин такой-то, пробегите, пожалуйста, по правому краю. А тот мне отвечает: "Пошел ты... лысый!.." Я только появился в Ярославле, на тренировке давал диагональные пасы – а их раз за разом перехватывали. Так Николаев кричал селекционеру, который меня привез: "Где ты такого откопал? Купи ему билет обратно в Череповец!"

– Не комплексовали?

– От окриков Николаева – никогда. Настоящие комплексы в меня вложил тогдашний тренер молодежной сборной. При каждой встрече начинал: из тебя, мол, ничего не получится, для первой лиги, может, еще сгодишься, для высшей – никогда... Я с большим трудом потом перебарывал неуверенность.

СОБАЧЬЕ ДЕРЬМО ПОД ОДЕЯЛОМ

– Жена Андрея Коваленко до сих пор называет Торонто лучшим городом на земле. Какой самый-самый – для вас?

– Ярославль. Но Торонто тоже дорог. Там родились дети, там провел лучшие хоккейные годы. Попал на Матч звезд.

– Что остается на память о Матче звезд?

– Воспоминания, каким ревом встретил мою фамилию весь дворец. Яромир Ягр подписал мне майку.

– Автографы собираете?

– Не я. На этот матч пригласил своего первого тренера, которому очень хотелось получить автограф Марио Лемье. Мне неловко было обращаться с такими просьбами, но все-таки решился. На банкете после игры подхожу, Лемье стоит рядом с Ягром. Чех смеясь говорит: "Марио, не давай ему автограф" – "Почему?" – "Очень сильно меня бил в прошлом плей-офф..."

– Приехав в Америку, вы сразу едва не подрались с Лемье.

– Для меня поначалу неприкасаемых не было. Прежде за НХЛ вообще не следил – откуда мне знать, кто из них Лемье? У меня возникало много стычек именно со звездными игроками. При том, что Лемье на коньках – это шкаф в 2,15 ростом.

– Затем освоились – и на Лемье больше не кидались?

– Да. Я узнавал всех в лицо – и это мне здорово мешало. Переоценивал соперника, побаивался. Вот кого не боялся, так это тафгаев.

– Странно.

– Как раз тогда в НХЛ началась борьба с драками. Специально, бывало, цепляешь – пусть бегает за тобой, мстит. Выгонят моментально. Дарюс Каспарайтис ловко этим пользовался.

– С тафгаями дрались?

– Дважды. В первый свой американский год попал под знаменитого Джима Маккензи. Нашего парня, смотрю, с одной стороны колотит бугай, а с другой подпирает какой-то малыш. Как потом выяснилось, Ник Кипреос. Тоже боец. Наш упал – и не встает. Я сдуру поспешил разбираться. Думаю, – не мог же его малыш завалить? Хватаю большого...

– Удачно?

– Устоял. Судьи, вовремя разняв, поздравили: "Неплохо, мальчик, для первого раза". Они меня и спасли.

– А второй случай?

– Мы дрались с командой из Филадельфии, причем у них на площадке оказалось пять настоящих бойцов, включая Крэйга Беруби. Двое специально вышли, чтоб отлупить нашего тафгая, легендарного Тая Доми. А мне достался Дэймонд Лэнгкоу небольшой нападающий, который неплохо дрался. Еще повезло.

– Почему?

– Мы с Лэнгкоу упали. Нашего Димку Христича сначала схватил Беруби, отмутузил, потом передал другому. Тот добавил. Остальным тоже прилично попало.

– А что же Доми?

– Доми бегал от двоих, прятался, пальцами изображал, будто у него пистолетики в руках. "Отстреливался" на бегу. Мы запись смотрели – катались от хохота.

– С Доми вы, говорят, дружили?

– Дружбой это я бы не назвал, но отношения были теплые. Мы долго играли вместе. Я пришел в "Торонто" в 1995 году. Через семь лет от того состава в команде остались Матс Сундин, Доми да я. Тай дружил с Дугом Гилмором и Кирком Мюллером. Они постоянно подшучивали друг над другом, устраивали подлянки.

– Например?

– На вечеринке, посвященной Хэллоуину ребята что-то не поделили. Прихожу на следующий день в раздевалку – а в бассейне плавает форма Доми и Мюллера. Это Гилмор ее туда закинул. Выбора у этих двух не было – выловили и пошли тренироваться в мокрой форме. Чуть до драки не дошло. Но Гилмор не угомонился, вскоре на выезде опять сцепился с Доми. Так Тай прокрался к нему в номер и стащил матрас с постельным бельем. Увидев пустую кровать, Гилмор понял, чьи это проделки. Вот его месть была действительно чудовищна.

– Заинтриговали.

– Подобрал на улице собачье дерьмо и засунул Доми под одеяло, представляете?! И это – взрослые мужики.

– На вашей памяти хоть кто-то Доми здорово поколотил?

– Такого, чтоб он рухнул на лед, – не было. Голова у парня чугунная. Весь в синяках будет, но устоит. Проиграет бой – к следующему готовится по науке. Если у соперника длинные руки, в дальний бой не полезет. Сам Тай росточка небольшого, с короткими руками. При этом обладал фантастической силой. Ухватит за свитер – не вырвешься. На себе испытал.

– Это был ваш третий бой с тафгаем?

– Шуточный спарринг. Тай ниже меня на голову – я думал, за секунду его уделаю. А Доми смотрел на меня, смотрел, потом как прыгнет в ноги! Свалил, заломил руку, я и дернуться не успел. Профи.

– Болельщика на скамейке штрафников он при вас мутузил?

– Ага. Тот сперва молотил кулаками в стекло – Тай не реагировал. Потом рискнул свеситься над загородкой. Тут-то Доми его, в центнер весом, ухватил и перетащил к себе. Начал бить с обеих рук. Охранники с трудом оттащили.

– Вам бывало страшно за здоровье тафгаев – видя, какие удары они принимают на голову?

– Пропущенные удары – не самая большая беда. Страшнее, когда хоккеист без шлема падает навзничь и бьется затылком о лед. Дико то, что творили на льду Марти Максорли и Тодд Бертуцци. Первый рубанул клюшкой по голове Дональда Брашира. Второй напал сзади на Стива Мура, ударил кулаком в висок и повалил на лед. Случись такое на улице – могли бы посадить. А в хоккее это в порядке вещей, шоу...

– Каспарайтис собственные силовые приемы помнит годы спустя. А вы?

– У Дарюса коронка – "мельница". Соперник мчит с шайбой, смотрит на нее – и тут Каспер ловит его на бедро. Полет обычно выглядит ужасно. Теперь, правда, за это дают две минуты. У меня фирменных приемов не было. Просто играл жестко – плечо в плечо. Могу дать много советов молодым – как играть против жесткого защитника. Вроде меня.

– Так дайте через газету.

– Если толкают плечом – падай. Скорее всего, обойдешься без травмы. Я как-то принял такой удар напряженным плечом – и заработал разрыв связок четвертой степени. Упади – ничего не было бы.

"300 МИЛЬ БЕЗ ЗАПРАВОК"

– Семь лет назад врачи "Торонто" обнаружили у вас тромб в ноге. Помните?

– Разве забудешь? Во время матча вдруг окаменела икроножная мышца. Я испугался – но отыграл до конца. Затем поехал на обследование. Там-то все и выяснилось. Но врачи успокоили – дескать, ничего критического. Попьешь таблетки для разжижения крови – все пройдет. Через месяц чувствовал себя великолепно. Начал потихоньку тренироваться, готовиться к плей-офф. Решил подстраховаться – съездил на повторное обследование. Не сомневался, что все позади. Вдруг узнаю, что тромб стал еще больше. И я сорвался.

– Как?

– Отправился в бар – и вышел оттуда через сутки. Меня все поняли. Хотя жене позвонил уже под утро. Она была в панике: прежде не было такого, чтоб я отключил телефон и пропал...

– Она за вами и приехала?

– Да. Отвезла домой.

– Совсем пьяного?

– Почти трезвого – алкоголь вообще не брал. Я сидел за столиком и "тупил". Понимал, что с хоккеем придется завязать – и размышлял, как жить дальше. Это был колоссальный стресс. Не желал видеть никого из знакомых.

– Никому не звонили?

– Лишь японцу, у которого брал уроки таэквондо. Человек с Востока всегда найдет слова, чтоб успокоить душу.

– В вашей жизни и таэквондо место нашлось?

– Даже зеленый пояс получил. Когда перебрался в Анахайм, начал заниматься профессионально. Мне предложили выступать за школу на серьезных соревнованиях. Был готов попробовать, но моя энхаэловская карьера как раз подошла к концу.

– Тромб в итоге рассосался?

– Да. Но год прошел на нервах. Едва чувствовал боль в ноге, в панике мчался к врачам. Те посмотрят – все чисто. И у меня боль тут же исчезает. На себе убедился: все проблемы – от головы. А недавно история с тромбом получила продолжение.

– Какое?

– В ярославскую клинику завезли новейшее оборудование, позволяющее быстро обнаруживать тромбы. Меня пригласили на обследование – весь город знает о давних бедах. Сделали ультразвук, и врач сказал: "Знаете, Дима, что тромб у вас был не только в правой ноге, но и в левой?" Я обомлел.

– Не знали?

– Нет. Канадцы ничего мне не говорили. Слава богу, оба тромба рассосались одновременно. Сейчас никакой опасности.

– В Череповце во время матча вам коньком перерезали запястье. Потеряли уйму крови, но вернулись на лед. Подвиг?

– Да бросьте, какой подвиг... Мне просто повезло – в тот вечер на трибуне оказался классный нейрохирург. Доктор "Северстали" его отлично знал. Позвонил, тот спустился в раздевалку и заштопал руку. Аккурат к третьему периоду уложился.

– Все случилось на глазах Светланы?

– Да. Она с трибуны побежала вниз. Сергей Розин, который тогда не играл, провел ее к раздевалке. Когда я вышел, на Свете не было лица. Стоит бледная, губы дрожат. "Все нормально, – успокоил я. – Выхожу играть".

– Это ведь не первое рассечение?

– Я еще был в "Торонто" – в плей-офф попали на "Филадельфию". Конец игры, борьба в углу площадки. Рэнди Джонс падает – и лезвием конька режет мне руку. А потом в каждом матче серии Джонс лупил меня клюшкой по больной руке. Вот, думаю, сволочь! Видно же – специально бьет! "Филадельфию" мы обыграли, после сирены Джонс подкатил ко мне. Протянул ладонь: "Ты настоящий мужик. Уважаю".

– В какие моменты уважали самого себя?

– Я испытывал собственный организм на прочность – однажды 36 часов не вылезал из-за руля. Правда, потом неделю жил, как в бреду. Но самое интересное даже не это. Около Гранд-Каньона пропустил важный плакат – что могло дорого обойтись.

– Какой плакат?

– "300 миль без заправок". Я его позже разглядел, когда в следующий раз мимо ехал. Вот представьте ситуацию: ночью посередь дороги загорелась лампочка, бензин почти на нуле. У меня паника – ни души вокруг, только койотов слышно. Жуть! Чудом до заправки дотянул.

– У вас просто приключения чередой.

– Было еще одно из той же серии. Как-то жена с детьми отправилась в Анахайм самолетом, а я кучу вещей загрузил в прицеп – и поехал чуть ли не через всю Америку. Тоже не спал, на одном кофе держался. Дорога хорошая и пустая, но больно уж дальняя. Я установил определенную скорость, машина катит сама – а ноги, чтоб не затекали, положил на торпеду. Руль придерживаю, на газ жать не надо. На шею установил электромассажер. Вижу – впереди автомобиль стоит, надо тормозить. Спускаю ноги, случайно задеваю какую-то кнопку на массажере – и получаю разряд тока в шею! Моментально все свело – я уже представить успел, как врезаюсь!

– Что спасло?

– Выдержка. Через адскую боль спустил ноги, выжал тормоз – и лишь потом отключил этот аппарат.

СОТНЯ БАКСОВ ДЛЯ ШУФУТИНСКОГО

– Когда последний раз пересматривали собственный матч в НХЛ?

– Давно. Зато в мае, когда приехал с детьми в Америку, включил запись матча Россия – Финляндия на Кубке мира-96. Мы паковали вещи, и я наткнулся на эту кассету. Всю запыленную. Смотрел хоккей и думал: "Что за 26-й номер в нашей сборной так резво бегает?" Я в той игре гол забил, а финнов мы победили 5:0.

– Когда простились с надеждой вернуться в НХЛ?

– В 2005-м. Перед тем как подписать контракт с "Магниткой", вел переговоры с "Баффало". Но допустил тактическую ошибку. Главный тренер Линди Раф спросил: "Какой видишь свою роль в команде? Все-таки ветеран, возможно, придется на скамейке посидеть..." Надо было сказать: "Коуч, нет проблем. Я "тим-гай" – командный игрок. Готов делать все – главное, чтоб клубу польза".

– Не в вашем характере сбиваться на умиротворенные речи.

– В том-то и дело. Поднял подбородок: "Если посадите на лавку – не смирюсь. Все равно буду биться за место в составе". Почти сразу понял, какую сморозил глупость. "Баффало" требовался опытный защитник, который может подсказать молодым, как-то поддержать. Им совсем не нужна была мина замедленного действия. Которая, сидя на скамейке, начнет нагнетать ситуацию. Зачем лишняя головная боль?

– Больше шансов не было?

– Через год закинул удочку агенту насчет НХЛ. Тот усмехнулся: "Сейчас много свободных агентов среди защитников. С работой туго. Разве что предложат двусторонний контракт". "Понял, спасибо", – сказал я и уехал в питерский СКА.

– Чего американского вам не хватает?

– Порядка и стабильности. Там жизнь можно просчитать на годы вперед. У нас же – сплошные качели. Это интереснее, но иногда утомляет. Мне очень нравилось в Америке. Когда спустя одиннадцать лет вернулся в Россию, всерьез опасался, что не смогу здесь жить. Смотрел на мрачных пограничников, серое небо и хотел повернуть назад. Скрыться в самолете. Но ничего, освоился. Теперь мой дом в России.

– Есть игрок, которого давно не видели, но с которым очень хотели бы пообщаться?

– Уже лет шесть ничего не слышал о Сергее Березине. Мы дружили, в "Торонто" вместе играли. Потом Серега недолго пробыл в ЦСКА – и будто сквозь землю провалился. А на днях я с Андреем Трефиловым столкнулся, бывшим вратарем "Динамо". Он агентом стал. Спросил о судьбе Березина. Оказалось, Трефилов с ним держит связь. Дал телефон. Рассказал, что Березин с хоккеем закончил, живет во Флориде. Обязательно дозвонюсь.

– Когда закончите играть, где собираетесь жить?

– В Ярославле. Для меня это уже родной город. В Москву не тянет. Слишком шумно.

– Вы, кажется, планировали поступать в институт?

– Собирался учиться менеджменту. Однако из-за сборов документы подать не успел.

– Тему для себя закрыли?

– Наоборот, еще сильнее хочется учиться. Буду поступать в Ярославле. Кто-то созревает для учебы рано, кто-то вообще никогда. А я вот сейчас, к 37 годам.

– Какой собственный поступок юности никогда не смогли бы повторить?

– О, был случай! Хоккеисты прочитают, скажут: Юшкевич сумасшедший... 92-й год, я играл в "Динамо". В Москву приехал из Лос-Анджелеса Михаил Шуфутинский, давал первые концерты. Он тогда гремел. На концерт-то я не попал – но потом столкнулись нос к носу в ресторане "Белград". Я был прилично навеселе. Увидев Шуфутинского, подошел к его столику. Положил мятую сотку баксов – и попросил: "Миша, спойте..."

– Спел?

– Помню лишь, как его охранники выносили меня под руки из ресторана. Хорошо хоть, по голове не настучали. До сих пор стыдно.

– В вашей жизни случались чудеса?

– После стольких травм и операций я все еще играю – разве это не чудо?! А трое ребятишек, которые родились в один день?! Когда впервые услышал, что будет тройня, испытал радость и огромное волнение. Врачи сказали, что можно оставить одного или двух, потому что дети могли родиться слишком слабенькими. Но я докторов оборвал: "Раз Бог дал троих – столько и будем рожать".

– Еще дети будут?

– Обязательно. Чем больше – тем лучше. Пусть жена не сердится, но дети – самое светлое, что есть в моей жизни.

Источник: Спорт-Экспресс