Егор КОЗЛОВ: "Лечим даже словом"

В общем, вели себя шумно. Словно все напряжение чемпионата вырвалось наружу. Неожиданно перед нами остановилась темная иномарка. В окне показалось лицо доктора сборной России по хоккею Егора Козлова. "Смотрите там, на спиртное не сильно налегайте! А то у меня на всех капельниц не хватит", – заботливо произнес он, улыбнулся и растворился в темноте ночи. Он спешил в ресторан, где его "пациенты" отмечали победу.

Если бы на нашем месте были болельщики, то вряд ли признали бы в молодом симпатичном пареньке врача национальной команды. Ведь в представлении большинства людей такую ответственную должность должен занимать седовласый старец в очках – этакий Айболит.

– Окончил с отличием Военно-медицинскую академию в Петербурге. Факультет подготовки врачей для Военно-воздушных сил. Затем при третьем Стоматологическом московском институте прошел курсы повышения квалификации на кафедре спортивной медицины. А в этом году еще и ординатуру по травматологии и ортопедии.

– Ничего себе послужной список! Прямо настоящий полковник. Кстати, в каком вы звании?

– (Смеется.) Старший лейтенант медицинской службы. Чуть-чуть не дотянул до капитана.

– Почему решили поступать в медицинский?

– Откровенно говоря, у нас это семейная традиция: отец, дедушка, дядя, младший брат. Все закончили Военмед.

– То есть выбора у вас не было...

– Почему же? В детстве папа отвел меня в хоккейную секцию. Начинал вместе с Бутурлиным, Федоровым. Тогда 1972 год в ЦСКА вел тренер Бирюков. Так что с давних пор армейская команда – мой дом родной. Впрочем, играл недолго, лет пять.

– Папа расстроился, когда из вас не получилось профессионального хоккеиста?

– Сомневаюсь, что он изначально этого хотел. Скорее всего, отдал сына в секцию, чтобы закалить дух и тело. Все в семье понимали, что главное – образование. Хотя, не скрою, папа всю жизнь обожал хоккей. Даже сам в молодости играл за сборную ВВС. Его даже звали в команду мастеров, но родители не пустили. И сейчас он не пропускает ни одного матча с участием команд, в которых я работаю.

– С Сапрыкиным вы вместе разделили радость победы на чемпионате мира...

– С тех пор как ушел из хоккея, мы не общались. Но когда Олег пришел в ЦСКА, мы узнали друг друга и вспомнили, что когда-то вместе делали первые шаги на льду. Теперь дружим. Сапрыкин – классный парень! Ценю его и как профессионала, и как человека.

– Лечить травмированного друга сложнее, чем незнакомого человека?

– Отношусь к работе профессионально. Кто бы передо мной ни был, если ему нужна помощь врача, то он прежде всего пациент.

– Существует ли у врачей из разных команд некая солидарность? Или каждый хранит "свой скелет в шкафу"?

– Разумеется, мы помогаем друг другу. Помню, был случай с новокузнецким "Металлургом". Когда у них подряд травмировались два хоккеиста, мне пришлось выбегать на поле к игроку соперника. Потому что врачу в такой ситуации, что называется, не разорваться. Такая ситуация – норма вещей. Мы все делаем одно дело.

– Солист группы Чиж и Ко Сергей Чиграков пел, мол, музыканты – циничный народ. Но мне кажется, врачи похладнокровнее будут. Согласны?

– Могу говорить только за себя. Спокойно пришел в профессию: в обмороки в анатомичке не падал. Вид крови или сломанных костей никогда не производил на меня особого впечатления. Может быть, хладнокровие передалось мне по наследству?

– Что, даже девушки не падали в обморок?

– А у нас тогда девушки не учились. Поступали только парни, причем прошедшие огонь и воду. Ребята заранее знали, что их ждет в военном вузе, и были готовы отдать многое – лишь бы поступить.

– Учиться вдали от дома было сложно?

– Уехал в город на Неве в 17, а вернулся обратно спустя семь лет. У меня осталась там куча друзей, знакомых, любимая девушка. Вначале не понимал этот город. От вечно пасмурной погоды у меня начиналась самая настоящая депрессия. Так что старался сбежать в Москву как можно быстрее. Но со временем полюбил Питер всей душой и сейчас не могу себе представить, чтобы летом туда не съездить.

– Можете, например, аппендицит вырезать?

– Могу даже роды принять, если потребуется (смеется). Ведь многих врачей могли отправить в дальние гарнизоны, где роддом очень далеко находится.

– По распределению попал начальником базы ЦСКА в Москву. Там были конноспортивный эскадрон, волейбольная команда, карате... Поработал там полгода и... в общем, понял, что военная жизнь не для меня. Параллельно ходил стажироваться в ХК ЦСКА. Тогда в команде первым врачом работал Игорь Силин. Очень опытный доктор, царство ему небесное... Он тоже заканчивал Военно-медицинскую академию. Меня приняли радушно: парень денег не просит, пусть ходит, опыта набирается. Работать мне нравилось. Спустя время меня взяли вторым врачом. Улетел на сборы с командой, но вскоре случилось несчастье: Силина не стало.

– Главный врач – большая ответственность...

– К тому моменту у меня уже был неплохой опыт. К тому же ортопедия и травматология – моя специальность. Отдельное спасибо Быкову и Захаркину. Поверили в мои возможности, помогали чем могли – они хоть и не медики, но опыт у них гигантский. В общем, сильно поспособствовали моему профессиональному росту. Недавно отправляли меня в Ванкувер, на семинар, где спортивные врачи обменивались опытом.

– Было легко задушить в себе болельщика? Первое время азарт не захватывал во время матчей?

– Что скрывать, поначалу было немного. Помню, меня отправили на сборы с командой 1990 года рождения в Воскресенск. Там, кстати, познакомился с Филатовым, Головковым... В общем, поначалу игра меня захватывала с головой. Порой больше смотрел на лед, а не на скамейку. Многие ведь на поле скрывают, что им больно, – дают волю эмоциям, только когда никто не видит. Например, сидит игрок, на лице мученическая гримаса, а доктор его не замечает, он весь в игре.

– Говорят, в хоккей играют настоящие мужчины. И все же среди них попадаются капризные "клиенты"?

– Про хоккеистов порой говорят, что они сочетают в себе капризную женщину, маленького ребенка и настоящего мужика одновременно. Разумеется, не всегда попадаются легкие персонажи. Представьте: с малолетства люди привыкли к огромным нагрузкам, умеют преодолевать себя, двигаться к цели, терпеть боль...

– Бывает, игрок скрывает от врача травму, мужественно терпит боль?

– Далеко за примерами ходить не надо. Помню, на чемпионате мира в Москве меня поразило мужество Даниила и Андрея Марковых. Когда Андрей "порвался", то сказал нам: "Мне все равно, что вы будете делать, но я должен выйти на лед!" В итоге мы его буквально обкололи обезболивающим и он продолжил матч. Чего у ребят не отнять, так это их способность преодолевать боль. Или Даниил Марков. Он получил серьезную травму. Мы кололи ему обезболивающее буквально между каждой сменой. Настоящий боец!

– Что в работе со спортсменами выходит на первый план?

– Наверное, психология. Ведь врач еще и буфер между игроком и тренером.

– Где сложнее работать – в сборной или в клубе?

– Везде надо быть профессионалом, но в сборной по понятным причинам работать очень интересно и почетно каждому: и игроку, и тренеру, и врачу.

– Если это касается немедицинских вопросов, то никогда. Если вопрос по моей части, то могу только посоветовать тренеру, что лучше сделать в данной ситуации.

– На последнем чемпионате мира в Швейцарии была настоящая эпидемия травм...

– Если бы можно было присваивать "Героев" нашим игрокам за последний чемпионат мира, дал бы не задумываясь. Такого количества травм у нас не было даже в Квебеке, но парни выходили и бились. Нам по-настоящему не фартило в этом плане: только вылетает Волченков, тут же "ломаются" Жердев и Зарипов. Но, видно, для русских чем хуже – тем лучше. В какой-то момент поймал себя на мысли: раз так все плохо, значит, точно золото наше.

– Как-то Владислав Третьяк рассказывал, как в сборную Тарасова персонально для него привели психолога, который заставлял великого вратаря повторять что-то в стиле "я самый обаятельный и привлекательный". Но когда Владислав в первом же матче напропускал шайб, психологу указали на дверь. И все же это частный случай. Может, имеет смысл привлекать к работе в сборной психолога?

– Врач – он даже словом лечит. Порой подойдешь к парню, который корчится от боли, поговоришь... Глядишь, а ему уже легче. Работа ведется не только докторами, но и в большей степени тренерским штабом. Например, Игорь Захаркин очень тонкий психолог.

– Но ваши пациенты помимо всего этого еще и довольно состоятельные люди. Деньги портят ребят?

– Все зависит от человека. И все же многие во время игры до сих пор в душе те самые мальчишки, которые с азартом рубятся на дворовой площадке и не думают ни о каких миллионах. Марков, Овечкин, Сапрыкин, Ковальчук... В жизни замечательные, отзывчивые люди, с которыми просто и приятно общаться. Со многими продолжаю контактировать даже после турниров. У того же Ковальчука был на церемонии венчания в прошлом году.

– Вы довольно молодой врач. Названные вами ребята фактически ваши ровесники. Трудно было завоевать авторитет?

– Кстати, моих ровесников не так много. В основном в том же ЦСКА были игроки старше меня: Епанчинцев, Скугарев... Как ни странно, все сложилось нормально. Ребята могут позвонить мне хоть среди ночи. Всегда готов помочь.

– К каждому человеку нужно подобрать свой ключик. Кто-то молчаливый, как Горовиков, кто-то не замолкает ни на секунду, как Брызгалов. Или такой "энерджайзер", как Радулов... Конечно, многие ребята были для меня живой легендой, как тот же Федоров. Помню, с каким восторгом смотрел матчи "Детройта". В жизни Сергей – игрочище и человечище.

– Если игрок нарушил режим, а вы это заметили, можете "заложить" парня тренеру?

– Нынешнее поколение игроков относится к работе серьезно. Ведь теперь в хоккее зарабатывают хорошие деньги. И вообще вокруг хоккеистов много стереотипов. Не согласен с теми, кто говорит, мол, спортсмены – недалекие люди. Может быть, они нечасто читают книги, но информации получают гораздо больше обычных людей. Из Интернета, общения, путешествий, бизнеса...

– В межсезонье вы покинули ЦСКА и перешли в "Спартак". Тяжело было расставаться с ребятами?

– Очень тяжело. И не только с ребятами, но и с самим клубом. Там все родное...

– Почему пришлось уйти?

– Не знаю. Так или иначе в начале сезона клуб покинули около восьми человек. Причем среди них были люди, которые проработали в ЦСКА около десяти лет. В то же время благодарен руководителям "Спартака" за то, что предложили мне место врача.

– Учитывая ваше армейское прошлое, представляю, как непросто вам было примерить майку с ромбиком...

– Если еще вспомнить, что в свое время ходил на фанатский сектор ЦСКА... Если говорить серьезно, то все усилия приложу к тому, чтобы помочь новой команде. Хотя в душе навсегда останусь болельщиком армейцев.

– Прежний врач сборной Евгений Конов замечательный человек. Вы с ним в приятельских отношениях?

– Разумеется. Мы с ним проработали на двух чемпионатах мира. Что о Богдашевском, что о Конове могу сказать немало добрых слов.

– Валерий Конов, кстати, имеет целую коллекцию флюорографий знаменитых игроков. У вас есть своя коллекция "артефактов"?

– Много трофеев: клюшки, шайбы... Есть даже шлем, в котором Ковальчук забивал решающие шайбы в Квебеке, и краги Овечкина. Порой достану все это богатство, и каждая вещица навевает воспоминания.

– Да, эмоции били через край. Не пришлось нашатырь хоккеистам предлагать, чтобы немного успокоить?

– Радость не переходила в патологию. Никакой истерики не наблюдалось. Это были нормальные, человеческие эмоции. Был горд, что немного причастен к этой победе.

– Не скромничайте, вы так часто мелькали по телевизору, что вас должны узнавать на улице не хуже игроков...

– Нет, что вы... Хотя в Турции был забавный случай. Покупал в баре кофе, как вдруг ко мне обратились две женщины: мол, вы, случайно, не Егор? Оказалось, они давние поклонницы ЦСКА и узнали меня.

– Для них дикость, если профессиональный врач работает в команде. У них доктор прежде всего в медицинском учреждении. Иностранцы искренне удивляются, зачем нам на матчах один, а то и два специалиста высокого класса. Ведь приложить лед или сделать компресс могут массажист и физиотерапевт. Но они забывают, что у них в каждом дворце находится профессиональный специалист и до больницы рукой подать.

– Как вы восприняли ситуацию вокруг смерти Черепанова?

– Я на стороне врачей. Прекрасно знаю Белкина, который работал с командой. Это отличный специалист. Насколько мне известно, реаниматология и анестезиология – его специализация. Винить диспансер тоже не имеет смысла: все необходимые процедуры они делали. Миокардит – патология, которую очень непросто распознать. Для этого нужно проходить обследование в специализированных центрах. Да, не было дефибриллятора, но парня ведь "заводили" несколько раз... Но по прошествии времени да еще со стороны трудно судить.

– Вас эта история потрясла?

– Разумеется. Дело в том, что на игру в Чехов они уезжали на следующий день после матча с нами. Так что видел Алексея буквально накануне, он здорово играл в тот день против ЦСКА. Помню, как Денис Куляш с ним разговаривал после матча... Когда мне позвонили и сказали, что парня больше нет, был поражен. Понимаю, как нелегко родителям... И все же, на мой взгляд, в этой истории стоит поставить точку. Считаю, для спасения Леши было сделано все, что возможно.

– Какая на вашей памяти самая страшная травма игрока?

– Когда Артему Тернавскому прямым щелчком защитник соперника попал в лицо шайбой. У него был многооскольчатый перелом со смещением носа. Не представляю, что было бы, если бы у игрока не было визора.

– Знаете, мне однажды нешуточно попали шайбой в плечо. Так что теперь стараюсь даже на трибунах садиться повыше. А врач находится на скамейке совершенно незащищенным. Не страшно?

– Волков бояться – в лес не ходить.

Источник: "Спорт день за днем"