Не железный Тихонов

Во вторник минуло девять дней со дня смерти Виктора Тихонова, и на Ваганьковском кладбище собрались его родные и близкие. А сегодня о великом тренере вспоминает обозреватель "СЭ".

Государственный человек. Государственные задачи. Государственное внимание и признание. Наконец, государственные похороны, организованные министерством обороны, с десятками государственных людей и гимном страны, звучащим по Ваганькову…

Это слово – "государственный" – после ухода Виктора Тихонова звучало, особенно по телевидению, чаще всего. И не поспоришь с тем, что это справедливо.

Посчастливилось однажды присесть рядом с маэстро в Ванкувере-2010. Грустно смотрели из ложи матч за олимпийское третье место, и Виктор Васильевич вспоминал, как его вызвали из Риги в кабинет к Юрию Андропову в известное здание на Лубянке. Повелели возглавить ЦСКА и сборную. Он попробовал было отбрыкаться – ну кто, мол, я такой для подобной чести? В ответ услышал: "В этом кабинете отказываться не принято".

Так что – и вправду государственный. По-другому тогда быть не могло. Год назад, беседуя с Виктором Тихоновым-младшим, я поинтересовался, спрашивал ли он деда, звали ли того работать в НХЛ. "Да, звали, – ответил он. – Не знаю, о каком клубе речь, но дедушка рассказывал, как к нему подходили с чистым чеком – пусть, мол, сам проставит себе сумму зарплаты. Но он, патриот, отказался. Сам же я, хоть и родился в Риге, а рос в Калифорнии, не смог бы играть за другую сборную, кроме России. С такой фамилией на меня просто не так бы смотрели".

Впрочем, не надо упрощать.

Не был Виктор Васильевич "человеком функции", как бы ни было в свое время принято его таковым считать. Чтобы это понять, достаточно было познакомиться с ним уже после годов на вершине и увидеть не железного, а живого, сентиментального человека.

Ярчайшим подтверждением тому, что Тихонов не был "солдатом партии" в чистом виде, стала история, рассказанная в книге "Пан или пропал" знаменитым хоккейным журналистом, в 90-е – собкором "СЭ" по Северной Америке Евгением Рубиным.

В 70-е годы Рубин эмигрировал в США и работал на разных Кубках вызова, Кубках Канады и суперсериях как корреспондент "Радио Свобода". Советские хоккеисты, с которыми он когда-то дружил, отворачивались, едва видели его за километр. А ну как приставленный к команде кагэбэшник приметит? И станет игрок невыездным, и лишится главного для советского человека источника заработка.

Но однажды Тихонов с Рубиным не просто на глазах у всех поздоровался, а начал расспрашивать о семье и жизни. Рубин оторопел и тихо спросил что-то вроде: "Виктор Васильевич, как?!" Тот ответил: "Женя, я в таком положении, что могу позволить себе делать всё, что считаю нужным".

* * *

Все знают две классические истории о взаимоотношениях Тихонова и Владислава Третьяка. Первая – о замене на Мышкина после первого периода матча с американскими любителями на Олимпиаде-80 в Лейк-Плэсиде. С последующим "чудом на льду" и… извинением Тихонова перед Третьяком.

Вторая – с уходом Третьяка из хоккея. Когда после победы на Олимпиаде в Сараеве-84 вратарь попросил тренера о возможности приезжать на игры из дома, не сидеть на сборах, а Тихонов в ответ отрезал: "Это невозможно. Дисциплина в команде на всех одна. Дам послабление кому-то – другие тут же спросят: почему ему можно, а нам нельзя?"

Спрашивается: разве Тихонов – исходя из той, тогдашней системы координат – был не прав?..

А вот третья история, которую Третьяк рассказал в Ванкувере-2010. Я спросил у него: "Набоков живет в одноместном номере. Брызгалов не выказал аналогичного пожелания?" Третьяк ответил красочно, с примерами.

– Нет, Брызгалов живет в номере с Дацюком. А Набокова я очень хорошо понимаю, поскольку сам всегда жил один. Хотя раньше советским спортсменам за границей это было запрещено – мы не должны были оставаться без чьего-то надзора. А вдруг воспользуемся ситуацией и убежим? Но Тихонов – молодец. Нарушал должностные инструкции и позволял мне жить одному. Я по-другому просто не мог. И для Набокова это не роскошь, а необходимость.

Жизнь сложнее стереотипов…

* * *

Порой мы забывали, кто рядом с нами, простыми смертными, живет. Речь и о тренерах, и о хоккеистах, и о журналистах.

Виталий Прохоров, ставший у Тихонова чемпионом Альбервилля-1992, рассказывал:

– Недавно, когда я уже стал тренером, Тихонов показывал мне свои планы работы за все годы. В частности, графики за 92-й. Он ничего не скрывает, у него сохранилось абсолютно все – вплоть до фамилий и игрового времени у каждого на любом турнире! Самое интересное: он мне сказал, что пока никто все это у него не просил. У меня глаза на лоб полезли. Как?! Ведь это совершенно бесценный опыт. Пусть времена меняются, но 50 процентов и сегодня можно брать оттуда. При этом сам Тихонов со всеми своими титулами запросто мог позвонить Лобановскому или Бескову и спросить, что они делают в такой-то период.

Кстати, по поводу эпизода с уходом Третьяка Прохоров заметил: "Да, Тихонов запрещал то, это, проводил по пять собраний на неделе. Никакой жалости в вопросе, можно ли отпроситься со сборов, не бывало. Но ведь сам он, как и игроки, тоже после поражений ехал на базу, а не домой! И требовал в первую очередь от себя!"

Тот же Прохоров развеял легенду о том, что в 92-м Тихонов отобрал у Хабибулина его золотую медаль: "Неправда. Это президент МОК Хуан Антонио Самаранч вышел с инициативой, что за заслуги тренера, который выиграл три последние Олимпиады, ему надо дать медаль. А из какого фонда, если для тренеров они не предусмотрены? Сам Самаранч и вручил Тихонову медаль во время церемонии награждения. Играли все, кроме одного. Хабибулина брали третьим вратарем, он ни разу не был заявлен на матч. Не понимаю, за что там обижаться. Я бы сам на его месте отдал медаль Тихонову!"

Как у Тихонова могли не просить его записи и графики – уму непостижимо. Как могла так и не быть написанной книга его воспоминаний – тоже.

Наш разговор во время матча в Ванкувере был долгим. Но, увы, неформальным. Длинные беседы для печати, тем более о прошлом, он не привечал. И в памяти, кроме истории об Андропове, осталось лишь то, с какой страстью он рассказывал, вспоминал, убеждал. Как же жаль, что все это нельзя было написать. А бесценные детали из памяти со временем неизбежно выветрились.

Пару лет назад сидели в Питере после какого-то матча СКА с четой Касатоновых. И Жанна, жена Алексея, молила: "Ну поговори, поговори с Дедом!"

Перед Сочи возникла идея записать большое интервью с Тихоновым обо всех Олимпиадах, в которых он участвовал. Но Виктор Васильевич в тот момент от прессы закрылся, ничего на публику говорить не хотел. Потом заела проклятая рутина. И этого разговора не будет уже никогда…

На актуальные темы он высказывался охотнее. Все время был в борьбе. В 2001-м, после восьмой кряду неудачи сборной на чемпионате мира, пообщались в Кельне. И он тут же принялся развивать свою теорию:

– Сейчас мы не превосходим никого в катании и технике, что всегда было нашей визитной карточкой. Значит, претензии должны предъявляться нам, тренерам, которые стали хуже работать. И в командах мастеров, и в детско-юношеских школах. Россия вернется на вершину только в том случае, если удастся поднять детский хоккей. На мой взгляд, это задача государства. Уезжать за океан таланты будут всегда. А значит, для того, чтобы наш чемпионат оказался сильным – без этого сборная никогда не выйдет на лидирующие позиции в мире, – детские тренеры должны готовить в полтора раза больше игроков хорошего класса, чем раньше. Словом, нужна продуманная государственная программа помощи детскому хоккею. С этим, кстати, согласен Владимир Путин, с которым я трижды встречался.

К весне 2001-го Путин был главой государства всего год. А Тихонов с его фанатизмом успел встретиться с ним уже трижды. К чему это все однажды привело – мы знаем. Президент сам – на льду. Появилась КХЛ, а сборная уже четыре раза выигрывала чемпионаты мира. Вы уверены, что это происходило бы, не начни неугомонный Виктор Васильевич пробивать этот панцирь много лет назад?..

Кстати, после окончания того матча, где я Тихонова поймал – четвертьфинала со шведами, – за его автографом на "Кельн Арене" выстроилась невероятная очередь из шведов, немцев, финнов, чехов. И, естественно, россиян. Лучшего свидетельства роли этого человека в хоккейной истории было не найти.

* * *

Игроки, многие из которых выли от суровых методов Тихонова, спустя годы начинали все понимать. И ценить.

Эта история произошла в Нагано-98, где Тихонов в штабе сборной не работал, но не приехать на Олимпиаду не мог. Генеральный менеджер той серебряной команды, верный ученик Тихонова Алексей Касатонов рассказывал мне:

– Шел итоговый банкет, звучало много тостов. И вдруг встает Алексей Гусаров и говорит: "Хочу предложить всем поднять бокалы за Виктора Васильевича. За человека, который был победителем и многое сделал для нас – хотя тогда, может быть, мы этого и не понимали. Я хочу выпить за него, потому что до сих пор играю и у меня прекрасная жизнь. И теперь я понимаю, что, сколько он от меня требовал, столько же он мне и дал". Это было для меня неожиданно. Ребята поддержали тост, фотографировались с Тихоновым, жены просили у него автограф.

Когда мы приехали в олимпийскую деревню, тренеры собрались вместе, и Тихонов был с нами. Первым слово взял Юрзинов: "Хочу провозгласить тост за Чернышева, за Тарасова, за Кулагина, за Тихонова. Васильевич, вы были победителями! И какова бы ни была цена этих побед, главное – вы создали наш хоккей, вывели его на такой уровень".

Защитник Сергей Стариков честно размышлял: "Когда говорят о тихоновской диктатуре, о методах его воздействия на игроков, причем исключительно в негативном свете, то сильно упрощают. Прекрасно отдаю себе отчет в том, что, если бы нас тогда палкой по мягкому месту не били, мы бы не бегали. Это сейчас у молодых ребят, играющих в НХЛ, совсем другой менталитет".

В разгар конфликта конца 80-х между Тихоновым и ведущими игроками жена Старикова написала письмо в газету "Советская культура" – с несколькими жизненно-убедительными примерами неумолимости тренера. От работы с основным составом Старикова после этого отстранили. Но зарплату игрока основы Тихонов ему сохранил.

А когда спустя несколько лет Стариков вернулся из Америки в Москву и занял в "Русских пингвинах" (ЦСКА тогда тесно дружил с "Питтсбургом") пост директора по связям с общественностью, Тихонов сам подошел и сказал: "Давай забудем старое и будем нормально работать. Я знаю, что ты – порядочный человек. А то, что было – давно прошло".

* * *

В декабре 2006 года я видел слезы Тихонова. Слезы счастья.

Был первый в истории хоккейный матч на Красной площади. Сборная СССР – сборная мира. Все наши великие впервые за много лет собрались вместе. И когда команды вышли из раздевалок, Фетисов с Касатоновым едва ли не хором закричали: "Виктор Васильевич, идите к нам!"

Он пошел. И были свитера с надписью "СССР" на фоне Спасской башни, был гимн в живом исполнении Ларисы Долиной, а на огромном экране снаружи ГУМа – кадры с участием тех, кто был на площадке и стоял за бортиком. И комок, подкативший к горлу не только Тихонова и его игроков, но даже, по рассказу Фетисова, Коффи и Штястны.

Тихонов, прежде не особо замеченный в смешливости, в тот вечер шутил вовсю. Однажды, нахмурив брови, пригрозил: "Если проиграете, домой никого не отпущу. На сбор сядете!"

– Как прошла первая за много лет встреча с Ларионовым? – спрошу тренера после.

– Отлично. Игорь обнял меня, сказал: "Отлично выглядите, Виктор Васильевич!" Время проходит, все мудреют, все становится на свои места…

И Могильный, когда-то сбежавший из ЦСКА за океан, подтверждал: "Тихонов, что ли, во всем виноват? Времена такие были. Сейчас – другие. Мы идем вперед. Незачем вспоминать старые ссоры. Они все в прошлом".

И Тихонов об отношениях с ними всеми, улыбаясь, говорил: "У нас уже все в порядке". И в каких-то совершенно восторженных, нетихоновских эпитетах делился впечатлениями от игры Первой Пятерки, которую когда-то – впервые в мире – сам и создал…

* * *

Вечные, нескончаемые блокноты Тихонова вошли в легенду. Виктор Васильевич на игре и без блокнота – такого нельзя было представить ни в 75, ни в 80. В том же Ванкувере-2010 он глядел на лед – и опять без конца что-то записывал…

И не возникало вопроса – зачем. Потому что он – Тихонов.

Когда в майский день 2014-го Тихонов-младший выиграет чемпионат мира, станет его лучшим бомбардиром, а в раздевалке повесит деду на шею медаль, круг – замкнется. Как же хорошо, что Виктор Васильевич, который подарил трехлетнему внуку его первые коньки (тот в них спал, ходил, бегал по дому), до этого дня дожил.

Форвард СКА рассказал мне, как родство с дедом ему однажды за океаном помогло: "Там есть один известный юношеский турнир в Квебеке. Туда собирают лучшие команды 12-летних из Штатов и Канады. Но мы-то жили в Калифорнии, где хоккей еще не был особо популярен. Хотели заявить свою команду, нам долго отказывали. А потом наш тренер сказал, что в команде внук Тихонова играет. И сразу: "Добро пожаловать!"

Есть, казалось бы, исторический парадокс в том, что Тихонов-дедушка был символом СССР, а внук вырос в Америке. Но в этом парадоксе заложен глубочайший смысл. Времена, место жительства, общественный строй – все может меняться. А семья, преемственность поколений – ценности святые и вечные.

Летом 2013-го трагически погиб сын Тихонова Василий. "Как Виктор Васильевич перенес случившееся?" – спросил я внука в начале года. – "Очень тяжело. Даже вспоминать трудно".

Помню свою последнюю, мимолетную, встречу с Тихоновым. Я встретил его у раздевалки СКА после матча со "Спартаком" в конце января. Он шел к внуку. В каждом шаге и жесте, в выражении лица по-прежнему ощущалась такая порода победителя, такое чувство собственного достоинства, что досужие разговоры, шутки-прибаутки вокруг умолкли сами собой.

Вот только брел он уже еле-еле. Было видно, как сильно он сдал.

Даже Виктор Васильевич Тихонов, кремень, со всей его внутренней силой не смог пережить гибели ребенка.

Не бывает железных людей. Бывают те, кому в силу профессиональной необходимости эта маска приходится впору. Маска железного человека.