Феномен - Тихонов

Правда, олимпийская победа в 92-м оказалась для нашего хоккея последней, и теперь нам ничего не остается, кроме как оценить и ее по достоинству и сказать о Тихонове те слова, что следовало сказать давно. Вернее, возвратить их ему. Пафос прежних славословий сердил газетной клишированностью. Однако достаточный ли это повод, чтобы в меняющихся временах забывать про сказанное тогда вовсе?

Сразу после Альбервилля правильнее было бы взять паузу - как сделали Тарасов и Чернышев, победив в Саппоро. Потом, конечно, острили: мол, Анатолий Владимирович сам себя перехитрил - переосторожничал с Прагой, где после Олимпиады игрался мировой чемпионат, а в результате утратил руководство сборной в исторической суперсерии. Но ушел-то с тренерского поста Тарасов непобежденным. И Чернышева увел в историю победителем. И хотел он того или нет (я почему-то думаю, что хотел), но сделал Виктора Васильевича вечным заложником сопоставления с собой.

Я не уверен, что Тихонов сознательно стремился к невыгодному для себя сравнению - хотя бы потому, что работать ему выпало в историческом пространстве, обреченном на пересмотр привычных ценностей. Тарасов сконструировал мощнейший хоккейный двигатель, тогда как уделом Тихонова осталось сохранить сколько можно этот двигатель в целости. А дальше - неизбежный ремонт в условиях дефицита запчастей.

Готов поверить, что Тихонов не рвался в ЦСКА, хорошо представляя, как бывший игрок ВВС и московского "Динамо", через что ему - в том числе и в самом себе - придется переступить.

Как сложилась бы его судьба, останься он подольше в Риге? Скорее всего, в любом случае обратил бы на себя стойкими успехами московское внимание. Но пригласи его столица не в ЦСКА, а в "Динамо", ему и меняться особенно не пришлось бы. С другой стороны, человека динамовского вероисповедания вряд ли призвали бы в тренеры сборной. Тихонов принял ЦСКА, где возрастные звезды уже вошли во вкус жизни без Анатолия Владимировича - вкус самостоятельности (в их случае, может, и не опасный, но для молодежи пагубный: не было прежде в армейском заводе вольного существования). Жестокость, с какой Виктор Васильевич вынужденно "ломал рога" мастерам наивысшей пробы, возвращала молодежь к тарасовским порядкам. Тихонову тогда с молодежью, командой Фетисова, несказанно повезло. Но везение предопределялось самим статусом ЦСКА, куда другую молодежь и не брали, куда сама она, мечтавшая о сборной СССР, в основном и рвалась.

Мы видим, что в иных временах где невозможен такой клуб, каким был ЦСКА (и нет надежды увидеть вновь такую сборную, каких тогда три можно было составить), и Виктор Васильевич представляется человеком иного типа. Однако в 77-м у вызванного в Москву Тихонова других вариантов поведения не просматривалось. И с тем же фанатизмом, с каким работал он на рижском льду, выдвиженец продолжил тренерскую деятельность на армейском катке, пунктуальнейшим образом придерживаясь того распорядка действий, какой завел, как часы на кремлевских башнях, Анатолий Владимирович.

Строгость в тихоновском исполнении выглядела еще строже, чем при Тарасове. В отличие от Анатолия Владимировича Виктор Васильевич актерским даром не обладал - Тарасов ревниво прозвал его счетоводом-бухгалтером. Тарасовские чудачества, эксцентрика, словечки, прибаутки, коварство и любовь в образах почти шиллеровской драматургии придавали всей хоккейной жизни СССР неповторимый колорит. И даже обиженные им люди не всегда могли избавиться от потрясения его личностью. На Тихонова сердиться было проще - его легче удавалось отождествлять с изобретенной предшественником машиной.

Когда поездки за границу были редкостью, у побывавшего на чужбине Высоцкого кто-то спросил: где лучше живут актеры - у нас или у них? Он ответил: плохие - у нас, хорошие - у них. Нет занятия глупее, чем расшифровывать афоризмы. Но я вынужден перенести наблюдения поэта на еще более грубые, чем актерство, реалии спортивной жизни - вроде зануды, объясняющего, в чем соль анекдота.

Нашумевший на излете 80-х конфликт между Тихоновым и ведущими игроками ЦСКА - повзрослевшей компанией того же Фетисова, отъезду которой в НХЛ препятствовал тренер, - сегодня уже мало понятен. Все успели привыкнуть к свободе передвижения. Но когда свобода все необратимее превращается во вседозволенность, на ретроградов, каким тогда мне, например, представлялся Виктор Васильевич, смотришь уже и с некоторым пониманием. Я, правда, и тогда, приняв сторону звезд-бунтарей, не торопился видеть в Тихонове олицетворение сплошного зла. Он прав был, очевидно, в том, что без палки на практике не обойтись. Но заставлять всех без исключения работать из-под одной и той же палки было прежде всего не по-хозяйски, если даже не брать в расчет моральный аспект.

Времена изменились, и Тихонов, не захотевший этого замечать, в наступающем дне обречен был на проигрыш. Но будем же и справедливы, если сможем: Альбервилль в 92-м Виктор Васильевич выиграл, не поступившись внушенными ему принципами. Вот дальше испытывать судьбу вряд ли имело смысл.