Фил ЭСПОЗИТО: "Третьяк - дешевый вратаришкa"

Почему знаменитый канадский хоккеист хамит в своей книге воспоминаний об эпохальной серии СССР - Канада 1972 года? Судите сами...

В июле 1972-го мне позвонил Алан Иглсон (глава профсоюза игроков НХЛ. - Прим. ред.), он хотел знать, готов ли я сыграть против русских: "Мы формируем сборную Канады для серии матчей". Я спросил, будет ли в команде Бобби Орр и сколько нам заплатят. "Неизвестно даже, состоятся ли игры, - ответил Иглсон. - Но мы хотели бы видеть в команде тебя и твоего брата". "Сколько нам заплатят?" - настаивал я. "Ничего. Вам выдадут только по две с половиной тысячи суточных". Чтобы играть, нам с Тони (брат Фила Эспозито. - Прим. ред.) пришлось распустить нашу летнюю хоккейную школу и вернуть деньги за нее. Иглсон обещал возместить эти потери. Но, как всегда, обманул.

Я никогда не видел русских в игре и даже не слышал о них. Их Третьяк был звездой, но мне он не казался хорошим вратарем. Остальных я не знал и знать не хотел. Они были "комми", и этого мне было достаточно. Меня не интересовала их жизнь, но их, как я обнаружил, интересовала наша. Им устроили роскошный прием, они ели, как короли, ходили по магазинам и покупали джинсы. По мне, если ты коммунист - зачем тебе деньги и материальные блага. Я их презирал: будь тем, кем ты себя называешь.

Я был на льду в первой смене и забил гол через тридцать секунд. Был бросок, шайба отскочила, оказалась перед воротами, и я ее добил. Комментатор заорал: "Маховлич забил гол! Нет, нет, это Эспозито!!!" Через три или четыре минуты (на самом деле через 6 минут. - Прим. ред.) Пол Хендерсон забросил шайбу сразу после вбрасывания.

А потом у нас была пара удалений. Мы знали, что русские умеют кататься на коньках. Оказавшись в большинстве, они стали комбинировать, быстро перемещать шайбу с фланга на фланг и с легкостью забивать нам голы. От неожиданности мы просто обделались. В Монреале стояла 35-градусная жара, в зале не хватало воздуха. Мы тренировались кое-как и всего лишь две недели, они же готовились к этому два года. (А почему не 3, 5, 7, 10 лет? Наоборот, ситуация вокруг сборной СССР в тот год сложилась уникальная. В феврале под руководством Тарасова и Чернышева наши в третий раз подряд выиграли Олимпиаду. Сразу после нее оба мэтра подали в отставку, и сборную возглавил Всеволод Бобров. При нем в команде не нашлось места таким ключевым игрокам, как Анатолий Фирсов и Виталий Давыдов. Без Фирсова распалось ударное звено сборной, в котором он играл вместе с Викуловым и Харламовым. Все эти пертурбации привели к тому, что в апреле в Праге мы впервые с 1963 года проиграли чемпионат мира. По сути, Бобров в 72-м году создавал новую команду, которая выстрелила только на ЧМ-73, где выиграла 10 матчей из десяти. - Прим. ред.) Мы выдохлись полностью, и они выиграли 7:3. Честно говоря, наш вратарь Кен Драйден был не слишком хорош против русских, потому что они легко переводили шайбу с фланга на фланг, а он не привык к этому.

Я помню, что меня попросили прийти на пресс-конференцию. Жара продолжала выжимать из меня пот. "Все это было для вас сюрпризом?" - спросил кто-то. Сюрпризом?! Да вообразить не мог, что эти парни умеют так кататься на коньках. Никто не сказал нам об этом. Нам вообще ничего не рассказывали. Мы понятия не имели, кто они такие.

После первого периода второго матча в Торонто счет оставался 0:0. Мой брат Тони стоял в воротах, как скала. Я никогда еще не видел столько вратарского искусства, сконцентрированного в одном периоде.

После перерыва Уэйн Кэшмен сбил Лутченко и должен бы быть удален. Но свистка не было. Кэш откинул шайбу к воротам. Я подхватил ее, прошел вперед и бросил в дальний от Третьяка угол. В это время Кузькин ударил меня клюшкой по затылку. Но я не обратил внимания на удар: шайба трепыхалась в воротах. В третьем периоде Брэд Парк сделал один из красивейших пасов из тех, что я видел, на клюшку Курнуайе. Тот объехал защитника, стоявшего, как телеграфный столб, и легко обыграл Третьяка. Я и теперь не могу понять, как Третьяк затесался в Зал хоккейной славы. Ему, дешевому вратаришке, там не место, это девальвация почетного зала. Мы показали Советам, что умеем кататься тоже - 4:1.

Третья игра была в Виннипеге, и Гарри Синден опять поставил в ворота Тони. Мы рано повели в счете, когда Паризе обыграл Третьяка. Но потом русские в большинстве забили гол, который выбил нас из колеи. Мы забрасывали шайбы, но у них опять реализовал численное преимущество Харламов. Затем последовали еще две их шайбы. И окончательный счет оказался равным - 4:4.

После этой ничьей равным стал и счет в серии - ничья, выигрыш и поражение. Мы полетели в Ванкувер, и Синден опять перетасовал тройки, а в ворота поставил Кена Драйдена. Русские переиграли нас - 5:3. Чего я никогда не забуду - это улюлюканье толпы на стадионе. Они выкрикивали ругательства в наш адрес. Это было жестоко, мы такого не заслуживали.

Меня назвали лучшим игроком в команде Канады. Телекомментатор задал мне какой-то вопрос. Но я был настолько зол, что даже его не запомнил. Мой гнев хлынул наружу. Я даже не знал, что я наговорил, пока 10 лет спустя не посмотрел видеозапись. Всякий раз, когда я просматриваю ее снова, меня охватывает стыд. "Твари! - проорал я. - Если русские болельщики освистают своих игроков в Москве, я вернусь и извинюсь персонально перед каждым из вас. Но я не думаю, что это случится. Мы старались. Мы хорошая команда, и мы не знаем, что можем сделать лучше. Но мы найдем пути быть лучше. А вы - неблагодарные твари!"

Прямо перед отъездом из Стокгольма (в Швеции канадцы провели два матча с "Тре Крунур" - 4:1, 4:4. - Прим. ред.) Иглсон и Синден собрали нас вместе. Русские, сказали они, изменили условия соглашения. Они не хотят, чтобы мы приезжали с нашими женами и подругами. Что будем делать? Я был неофициальным капитаном команды и попросил Иглсона и Синдена удалиться, чтобы мы могли посовещаться. Решение, которое я предложил, поддержали все: мы едем, если они соблюдают все обговоренные условия. Если нет - черт с ними. "Я с вами", - сказал Синден, когда мы сообщили ему об этом. Иглсон согласился тоже. На следующий день они сказали, что все остается так, как было обговорено раньше. Наши дамы поедут в Москву.

Перед играми в России мы здорово нервничали. Накануне первого матча в "Лужниках" девочки преподнесли нам цветы. Я сжал букет так сильно, что сломал стебли, и цветы рассыпались по льду. Когда меня представили: "Номер 7, Фил Эспозито", я выехал вперед, поднял руку, но тут же споткнулся о них и упал задницей на лед. Снизу мне было видно, как улыбались русские.

Потом я оглянулся вокруг и вдруг увидел сидящего в ложе советского лидера Леонида Брежнева. Помните его брови? Я поймал его взгляд и послал Брежневу воздушный поцелуй. Человек, сидевший рядом с ним, начал улыбаться. Брежнев что-то буркнул, и улыбка исчезла.

Мы великолепно отыграли два периода. Паризе, Кларк, Хендерсон забили голы, мы вели 4:1 всего за 11 минут до конца матча. Мы доминировали, хотя почти постоянно один из наших сидел на скамейке штрафников. Судьи были из советского блока, кроме одного - западного немца. (Неправда, один судья был из ЧССР, один - из Швеции, двое - из ФРГ. - Прим. ред.) И они подсуживали. То и дело фиксировали нарушения, которых не было, жуткое, жуткое судейство.

Мой брат Тони был в воротах, и мы проиграли 4:5. Можете представить его чувства. Накал эмоций был таким, что никто из вратарей не мог отстоять две игры подряд. (А 20-летний Третьяк отыграл все восемь! - Прим. ред.) В раздевалке царило уныние, но я сказал: "Парни, мы больше не уступим этим мерзавцам. Мы выиграем следующие три игры и всю серию".

Кен Драйден стоял в воротах следующий матч, и мы выиграли 3:2. Хендерсон был великолепен. Он забил редчайший по красоте гол. Развел двух защитников, прорвался между ними и поразил ворота Третьяка с дистанции. Якушев забил Драйдену, когда шайба скользнула по свитеру вратаря на лед, и он закатил ее. В остальном Кен действовал выше всяких похвал. (А Кларк тем временем по указке канадских тренеров сломал Харламова, который следующий матч пропустил, а последний играл с травмой. К тому же судьи в этой игре не засчитали явный гол Харламова. Драйден потом сам признался, что вытащил шайбу из-за линии ворот. - Прим. ред.)

Мы выиграли и третью игру в Москве. В ней весы склонялись то в одну, то в другую сторону. Пол Хендерсон опять, во второй раз подряд, забил победный гол - 4:3. Счет в серии сравнялся: по три победы при одной ничьей. Завершающий матч решал все.

На последнюю игру тренеры опять поставили Драйдена. В первом периоде Паризе выгнали со льда. Ближний к нему судья не зафиксировал нарушения, но другой дал свисток. Паризе стал спорить и получил 10-минутное удаление. Тогда он подъехал к судье, поднял клюшку и размахнулся, грозя ударить его по голове. На секунду мне показалось, что он действительно его убьет. (Инспирированная Паризе 10-минутная пауза в матче сбила наших игроков с ритма и пошла явно на пользу гостям. К тому же судьи далее в спорных ситуациях опасались свистеть против канадцев. - Прим. ред.)

После второго периода русские вели 5:3. "Мы не должны проиграть, - сказал Пол Хендерсон в перерыве. - Если мы выиграем первые пять минут, игра будет за нами". Мы вернулись на лед, и я забил гол, подготовленный Питером Маховличем. Счет стал 5:4, и я не мог скрыть своего ликования. Не могу представить, почему они оставили меня одного на пятачке. Почему они не сбили меня? Может быть, потому, что с самого начала я установил правило: если кто-либо из них приближается, я действую локтями. Кто приблизился, получает локтем в лицо. И это держало их на дистанции.

При счете 5:4 случился, возможно, лучший в моей карьере эпизод, хотя я при этом вовсе и не забил гол. Я был на льду, а Кен Драйден не успел закрыть правый угол, когда кто-то из русских выскочил из-за ворот и бросил. Я нырнул и левым коньком в падении отбил летящую в ворота шайбу. Это произошло так быстро, что многие болельщики этого и не заметили.

Потом я выиграл вбрасывание, шайба отскочила, Брэд Парк бросил, промахнулся, и Курнуайе добил ее - 5:5. Но красный свет за воротами не загорался! Русские опять жульничали. (Просто у судьи за воротами не сработала кнопка, включающая красную лампу. - Прим. ред.). Алан Иглсон видел это со своего места. Он взбесился настолько, что солдаты задержали и увели его. (Неправда, не солдаты, а милиционеры, не увели, а хотели увести. - Прим. ред.) Неожиданно Питер Маховлич вскочил со скамейки, перепрыгнул через бортик и стал замахиваться клюшкой на солдат, вооруженных пистолетами. За ним полезла вся команда.

Мы превратились в лунатиков. Питер схватил Иглсона: "Вылазь на лед, к нам!" Иглсон вышел на площадку, повернулся к судье за воротами и показал ему кулак. В конце концов гол засчитали. Судья посмотрел повтор и отменил решение арбитра за воротами. (Никто повтор не смотрел, гол был засчитан сразу. - Прим. ред.) Счет сравнялся.

Когда до конца игры оставалось две минуты, мне вдруг пришло в голову, что это моя последняя смена на льду. Я играл с Питером Маховличем и Курнуайе. Хендерсон перепрыгнул через бортик, чтобы сменить Питера. В этот момент шайба попала к Курнуайе. Пол сделал рывок по левому борту и получил пас. Он уехал за ворота, и два защитника Ляпкин и Васильев покатились на него. Я курсировал перед воротами. Он упал, но шайба отскочила ко мне в зону вбрасывания. Двигаясь от ворот, я сделал кистевой бросок. Третьяк отбил, но тут же последовало добивание. Поднявшийся Хендерсон стоял как раз на пути отскочившей шайбы. Он пустил ее низом. В третий раз подряд он забил победный гол.

Мне никогда, кроме этого мига, не хотелось поцеловать мужчину в губы. Пол никогда особо не блистал до этой серии, как, впрочем, и после нее. Один этот гол сделал его знаменитым на всю жизнь. Мы впервые вышли вперед, а до конца матча оставалось всего 34 секунды. Я чувствовал, что Синден хочет меня заменить, потому смотрел на него страшным взглядом: "Не делай этого!" Я был полон решимости удержать этот счет.

Лед я так и не покинул до сирены. Это, конечно, выглядело скверно, но я ничего не мог с собой поделать. Свисток застал меня рядом с Кеном Драйденом, я обнял его. Мы все на радостях устроили кучу малу. Потом я подъехал к русскому тренеру Кулагину, большому, жирному парню по кличке Несмеяна: "Ну что, вздрючили вас, ты (нецензурно), коммунистический шишак?"

Потом Кулагин скажет репортерам: "Только в одном мы не могли сравниться с канадцами - в их бешенстве". Да, не могли, потому что они были роботами. Они в точности делали то, что им прикажут, а иначе их наказывали.

Глядя назад, можно сказать, что это была адская серия. Самое тяжелое из того, что я делал в своей хоккейной жизни. Колоссальные моральные нагрузки, через которые мы прошли. Никогда больше я не мог снова показывать хоккей такого уровня. С этого момента моя игра пошла на спад...

Мое последнее появление в команде Канады пришлось на чемпионат мира 1977 года. Мы разделали шведов, чехов. Но проиграли русским. Они убили нас со счетом 8:1. Мы словно оказались опять в 1972-м: всю игру провели на скамейке штрафников. Мне было до слез жалко брата Тони. Если бы не он, счет был бы 1:16. (Кстати, в первом матче на том ЧМ канадцы проиграли сборной СССР со счетом 1:11. - Прим. ред.)

Подготовил Андрей Кабаников, собкор "КП" в Вашингтоне, - специально для "Советского спорта". Редакция благодарит телеканал "Спорт" за предоставленные видеоматериалы.

Дорогие читатели! Если вы хотите высказать мнение о книге самому автору, пишите нам с пометкой на конверте "Для Фила Эспозито". Мы переведем ваши отклики на английский язык и передадим через корреспондента "СС" в Северной Америке "начинающему писателю".

Наш адрес: 101990, Москва, Б.Спасоглинищевский пер., дом 8, редакция газеты "Советский спорт". Ждем!