Маленький принц на чужой планете. Часть 2

ИЗ РАЗГОВОРА С АНДРЕЕМ ЯКОВЕНКО:
— И Гашек поначалу был не в лучших кондициях, и остальных ребят лихорадило. Но к плей-офф все изменилось. Гашек играет как в лучшие годы. Открою секрет: в прошлом сезоне в Чехии все было точно так же. И «Пардубице» неожиданно для всех стал чемпионом. А в «Спартаке» Доминик некоторые матчи вытаскивает просто в одиночку. Получил приглашение на Матч звезд, получив наибольшее количество голосов болельщиков. Никто этому не удивляется. Гашек большой молодец. Настоящий Доминатор.

— Самый большой негодяй, который вам встречался в НХЛ?

— Меня всегда очень хорошо охраняли. Не помню, с кем однажды играли — то ли с «Филадельфией», то ли с «Ванкувером», и на меня начал охоту Брашир.

— Ничего себе.

— Кто-то задел их вратаря, и Дональд мне показал клюшкой: «Готовься, Доминик. Сейчас получишь». Можешь представить, что я чувствовал. Счастье, что это заметил и наш тренер. До конца оставалось три минуты, мы выигрывали — меня усадили на лавку, выпустили второго вратаря. Через двадцать секунд возникла драка.

— Брашир?

— Брашир дрался с кем-то из полевых, наш вратарь на красной линии молотил их голкипера. Я смотрел от бортика — мне было весело.

— Вы никогда не бросались на чужого вратаря?

— Два или три раза. Никуда не денешься, я должен был ехать и драться. Но знаете, что я делал? Хватал его посильнее за свитер и держал. Кулаками не размахивал. Я не выигрывал эти схватки — но ни разу не получил сам.

— Главное было — покрепче схватить? Чтоб не вырвался?

— А что делать? У меня нет никакого навыка в драках. В Чехословакии этому не учили.

— Третьяк недавно рассказывал, как вы к нему подходили и просили сказать руководству «Чикаго», что Гашек — плохой вратарь. Тогда бы отправились на хороший контракт в «Кельн». Вы этот контракт даже успели подписать.

— Да, это правда. Не помню подробности. Честно говоря, даже не могу вспомнить, чтобы разговаривал на эту тему с Третьяком. Зато говорил с менеджером, с Кинэном. Убеждал: «Мне вы играть не даете, так отпустите в Европу». Меня тогда хотел не только «Кельн». Спасибо Богу, не отпустили. Состоялся трейд с «Баффало» — и сами знаете, как сложилась моя судьба.

— Если б вы уехали тогда в «Кельн» — все равно доиграли бы до 45 лет?

— Ну у тебя и вопросы! Откуда я знаю?

— Наш знаменитый тренер Анатолий Тарасов как-то в перерыве затянул гимн в раздевалке...

— Первый раз слышу, чтоб тренер начал петь. Мои были попроще. Когда только перебрался в «Чикаго», мне рассказали про один случай. Что-то Кинэну не понравилось, так он ударил по вентилятору в раздевалке с такой силой, что нога застряла. Еле вытащил, а ботинок пропал.

— Сами такого не видели?

— Знаешь, я хорошо к нему относился. Кинэн был хороший тренер и человек. Хоть и крейзи, но... хороший.

— То есть?

— Бросить клюшку в игрока — для него обычное дело. Но вздрагиваю я, вспоминая другой эпизод. Кинэн дал нам две тренировки подряд на льду. Безумно интенсивные. Не знаю, что он проверял, — может, кто выживет? Во время второй я упал — не выдержали мышцы, начались спазмы. Лежал на спине в ужасе — никогда прежде со мной такого не было. Поднялся, снова упал...

— А что Кинэн?

— Взглянул на меня: «Иди отсюда».

ИЗ РАЗГОВОРА С АНДРЕЕМ ЯКОВЕНКО:
— Много писалось и говорилось про конфликт со Ржигой. Говорю как на духу — я конфликта не замечал. Для меня внезапно возникшее напряжение было подлым сюрпризом. Гашек по этому поводу не высказывался вообще. Даже не намекал. Скажу так: был бы у «Спартака» в тот период сносный результат, никакого напряжения не было бы. Но все было иначе, к сожалению...

В фотостудии Гашек освоился за секунду. Ни единого каприза, одни улыбки. Оглядывался по сторонам, как ребенок. Взял в руки пластмассовую маску. Оглядел со всех сторон:

— В такой я играл давно-давно. Мне было лет пятнадцать. В ней очень сложно дышать, потом сам попробуй.

Увидел на полке бутылки из-под виски. Взял одну, оглядел. Встряхнул:

— Пустая совсем...

Дотронувшись до настольного хоккея, забыл обо всем — перевернул нужной стороной, чтобы, не дай бог, не сыграть за синего вратаря. Только за красного. Щелкнул пальцем по защитнику:

— Это будет Баранка.

Секунду спустя пластмассовый Баранка забил через всю площадку.

— 1:0! Это победа!

— Давно не играли, Доминик?

— Год, наверное. В детстве мы с братом играли постоянно.

— И кто был чемпионом?

— Я, конечно, — усмехнулся Гашек. — У нас разница в пять лет. Мне было пятнадцать, ему — десять. Может, только сейчас меня обыграет разок.

— Это же он, ваш брат, играл в московском «Динамо» в футбол?

— Он, а сейчас Иван уже ассистент главного тренера в «Спарте». Самой лучшей нашей команде.

ИЗ РАЗГОВОРА С АНДРЕЕМ ЯКОВЕНКО:
— Кто-то из корреспондентов удивлялся со страниц газеты, что Гашека не оказалось даже в заявке на игре в Челябинске. Я помню тот выезд по маршруту Уфа — Челябинск — Магнитка. Доминик обратился ко мне: «Андрей, прошу отпустить меня на один день в Чехословакию (он так выражается!) — дочь выступает в конкурсе, мне важно там быть. Я готов приехать в Челябинск за два часа до игры — уже посмотрел расписание авиарейсов — и выйти на лед. Проблем не будет». Я не стал его напрягать. Ответил: «Не волнуйся, Доминик. Приезжай спокойно в Магнитогорск». И в Магнитке мы выиграли. Он настоящий профи. Речь-то шла о пропуске одной лишь тренировки.

Доминик вертел в руках свой спартаковский шлем, расписанный куполами.

— Красиво.

— Да, симпатично получилось.

— Сами придумали рисунок?

— Нет, я ничего не уточнял. Просто попросил нарисовать что-нибудь московское и обязательно о «Спартаке». Так появился храм Василия Блаженного и спартаковский ромб.

— Самый необычный шлем?

— Ох, я видел столько красивых! Мне больше всего нравился шлем Ри Чиверса из «Бостона». На нем такие скреджи...

— А из ваших — самый памятный?

— Спартаковский получился ярким. Мне нравился тот, который у меня был в «Детройте». Для меня важно, чтоб на шлеме было что-то о городе, за который играю.

— Зато в «Баффало» у вас не было рисунков вообще.

— Да вы знаете обо мне все. Точно, я играл в старом шлеме — на нем невозможно было рисовать. Ни один художник не взялся. В «Чикаго» была та же история. Начал рисовать, кажется, в первый детройтский год. Слушай, а почему бы нам прямо сейчас не поехать на Красную площадь?

— Вы не устали, Доминик?

— Совсем не устал. А на Красной площади был тридцать лет назад. Мне интересно, во что она превратилась.

— Тогда едем.

— Один наш знаменитый артист говорил: «Я отлично умею доить коров». Что, кроме хоккея, умеете вы?

— Ха! Что же я умею? К корове боюсь подойти. Вообще-то я учитель истории.

— В самом деле?

— Конечно. Правда, работал в школе только три месяца, когда заканчивал университет. Сейчас все перезабывал, меня в школу пускать нельзя.

— Юлиус Шуплер сам, от первого до последнего гвоздя, выстроил дом. Вы бы так смогли?

— Нет. Это невозможно. Я не в таком ладу с руками.

— Самый хулиганский поступок вашей юности?

— Однажды в зале собрались директора всех школ округи, смотрели какой-то научный фильм. В этот момент в дело вступил я — и вырубил электричество по всей школе. Наш директор после сочинял письмо моим родителям. Все были в шоке.

— Что вы себе позволите, когда оставите хоккей?

— Есть я и сейчас могу все, что хочу. Спать до обеда точно не буду, мне потом трудно привести себя в порядок. Вот, придумал — я постоянно буду уезжать в горы. Дни напролет кататься на лыжах. А в остальное время — играть в гольф. Я так люблю горы!

— Какие именно?

— Апартаменты у нас в горах Южной Чехии. Это не Альпы, но очень красиво. Не так высоко, 1400 метров. Мы приехали, да?

По Красной площади Гашек шел как завороженный. Словно вернулся в собственную юность. Увидев свадьбу, засмотрелся. Провел рукой по волосам — будто вспомнил собственное венчание.

— Большая у вас была свадьба, Доминик?

— Да! В Пардубице мэрия на холме, отправились туда. Это было так романтично.

— Это Гашек? — выскочил кто-то из лоточников.

Доминик, не смутившись, кивнул. Да, Гашек. Тут же отыскалась тетрадь в клеточку, фломастер. Не растерялся и наш фотохудожник — схватив с прилавка танкистский шлем, сунул в руки Доминику.

— Надевать не буду, — неожиданно раскапризничался Гашек. Оглядел шлем чуть брезгливо. — Я буду в нем похож на Петра Чеха.

Я показал Доминику — береги карманы, друг. Но Гашек — парень не промах, проверил все молнии. На всякий случай пробежался пальцами вдоль карманов еще раз.

— Здесь, наверное, профессионалы экстракласса? — уважительно смотрит по сторонам. Пытаясь угадать в толпе провинциалов карманников.

— А вот это — нулевой километр. Русь отсюда начинается, — указал я. Но у Гашека, оказалось, воспоминания свои. Неожиданно всполошился:

— Где женщина, которая здесь стояла? Она собирала деньги.

— Доминик, — укорил я. — Это было двадцать лет назад.

— Наверное, умерла, — огорчился Гашек. — Или разбогатела.

Притопнул каблуком по булыжнику мостовой. В великом вратаре проснулся учитель истории:

— Древние?

— Очень, — кивнул я.

— Ленин все лежит? — прищурился на мавзолей Доминатор.

— Лежит-лежит, — обрадовался фотохудожник. — только к нему не пускают. Видишь — даже караула никакого. Но для такого человека, как вы, могут открыть. Да что там открыть — прямо сюда вынесут!

— Не надо, — отшатнулся Гашек, готовый в России к любому сюрпризу. — Пусть лежит. А это кто похоронен за мавзолеем?

— Брежнев. И не только.

— Да? — усомнился Гашек и прищурил глаза. — Не Брежнев, непохож. Наверное, Хрущев. Да?

— Нет, Хрущев на Новодевичьем. Это далеко, — разочаровал я. И попытался уйти от кладбищенской темы. — Вот это узнаете?

— Конечно, — прикрылся рукой от солнца Доминик. — Это ГУМ, я в нем был. Тоже двадцать лет назад. А вот — Василий Блаженный. Это он на моем шлеме.

ИЗ РАЗГОВОРА С АНДРЕЕМ ЯКОВЕНКО:
— Как мне и обещали чешские друзья, Гашек оказался находкой не только как вратарь, но и как лидер в раздевалке. По характеру — победитель. Странное дело: ничего звездного в поведении — при этом непререкаемый авторитет. Да о какой звездной болезни можно говорить? Всякий выходной Гашек просит своего дублера Яхина и двух полевых игроков приехать в Сокольники. Тренируются сами. Человеку 46 лет! У вас в голове укладывается? Думаю, Яхин будет всю жизнь вспоминать эти тренировки как очень счастливое время.

В сентябре-октябре, когда на «Спартак» свалился игровой кризис, Гашек много анализировал: почему не играется? Видно было, как терзается...

Я отошел — и посмотрел на Гашека со стороны. Пружинящая походка, рассеянная улыбка. Будто маленький принц на чужой планете. Пан Оптимист.

— В Праге мой любимый район — Баррандов. Самый зеленый, — сказал я.

— О! — обрадовался Гашек. — Я тоже его люблю. До моей квартиры оттуда — минут десять. Ну что? Поехали домой?

Пробка казалась мертвой — и Гашек в секунду придумал новое приключение. Обрадовавшись затее как дитя.

— Я поеду в гостиницу на метро. Я знаю, здесь прямая ветка.

Мы расширили глаза. Вот это познания, вот это Доминатор.

Дверью в метро беднягу Гашека едва не откинуло в сторону. Доминик уважительно обмерил взглядом крупную женщину, шед—шую впереди, разглядев в ней что-то от Брашира. В пражском метро двери невесомые — не то, что эти.

Мы семенили позади. Фотохудожник Беззубов ловко оттер какого-то кавказца из очереди, вернувшись с билетиком.

— Ты мастер, — похвалил его Гашек.

И улыбнулся.

ИЗ РАЗГОВОРА С АНДРЕЕМ ЯКОВЕНКО:
— Если по совести — я не знаю, останется ли Доминик в команде еще на год. Все зависит от него и только от него. Характер такой, что обманывать хоккей, команду и самого себя не станет. Ручаюсь. Лично меня мысль о продолжения работы с Гашеком посещает...

Сейчас вспоминаю, как разговаривали с ним в первые дни совместной работы. Спрашиваю: «Ты хоть знаешь, в какую популярную команду приехал?» Доминик кивнул: «Я все изучил, все профильтровал». Ему все интересно. Вот ситуация: вы же помните летние пожары? Сидеть в Москве было невозможно — и «Спартак» укрылся на базе «Автомобилиста» в Курганово. База чудесная. И вдруг Гашек перед отъездом домой всех нас ошарашил: «А может, вернемся домой на перекладных? На автобусе? Я так хочу посмотреть Россию...» Причем, говорил серьезно. Ребята его подначивали. Может, Доминик дневник ведет — все однажды опишет.

Команда его обожает. Сами знаете, как бились в Хабаровске — лишь бы не пропустить ни одной. Потому что нашему Доминатору в этот день исполнилось 46. Это был прекрасный подарок. Я до сих пор горжусь.